"Борис Письменный. Открыватель визиологики" - читать интересную книгу автора

зеленой бутылочной тени на нем и твердьм почерком бывшего тестя: ( Дочь
дается на выходной до пяти без копеек.

На службу Матвей летел: пятница ( лучший день недели. Суббота тает до
обидного незаметно; а воскресение омрачено грядущим понедельником. Именно
сегодня, чуяло его сердце, произойдет нечто важное: он откроет Америку или
совершит подвиг или, на худой конец, что-то сдвинется в их отношениях с
Сюзи. Не даром привиделся сон в руку. Как раз на сегодня он собирался
пригласить Сюзи к московским знакомым. Засомневался: наши чуть выпьют (
внаглую перейдут на русский; Сю заскучает. Имелся у него и другой, лучший
план.

С утра в сабвее душно. Выползали из-под хламид подземные его обитатели;
почесывались, зевали, гремели кружками навстречу прохожим. Уворачиваясь от
них, Матвей замечал отбитые кафели, унылые светильники; думал ( не зря
пугают нью-йоркским сабвеем ( место по виду отхожее, вроде писсуара в
тюремной больничке. Ограбят, прирежут за милую душу. Верно, ужасы принято
преувеличивать; он сам, например, не видел, чтобы при нем убивали. За
семнадцать лет в Америке он даже обжился с клоакой, принимал как должное:
глубоко вздохнуть, зажмуриться и ( вперед. На поверхность вынырнешь в
даунтауне, в приличном месте.

У выхода на платформу тенор-саксофон, сидя на корточках, свинговал из
Джоржа Колмана, подлаживаясь под стук и шарканье ног прохожих ( не хуже
щеток перкуссиониста. Джаз ( традиционно в подвалах, где котельные трубы и
голый кирпич; сабвей и джаз ( еще одни близнецы-братья.
На всхрипе знакомого свинга у Матвея аж екнуло сердце, тревожа и еще
сильнее наполняя предчувствиями на сегодня. На ходу бросил он мелочь в
музыкантову шляпу и кинулся к прибывающему составу. Повезло ( вагонные двери
распахнулись точно перед ним; ему досталось последнее свободное место. С
одного бока ( громоздился бегемот-нигериец в черных каплях пота, с красными
глазами; с другого ( два карманных размеров вьетнамца аккуратно помещались
друг на друге, как складные перочинные ножички. Почти как мы с Сюзи, (
отметил Матвей, припоминая джиг-пазл фигуры его недавнего сна.

К моменту отправления набился полный вагон. Перед носом стоял, вздыхая,
работяга с ожерельем ключей на джинсовом ремне и девушки-латинос, как бы
голые ниже пояса, затянутые в рейтузы. Они обменивались быстрыми смешками и
междометиями так, что Матвей, как ни пытался, не мог различить слов. Верно,
иногда, чтобы развлечься, он пробовал учить испанский, разглядывая сплошь
испаноязычные городские объявления вдоль вагонного потолка. Спрятанный под
землю другой Нью-Йорк, с другим основньм языком, напоминал ему подвальные
каморки ЖЭКов старой Москвы, где говорили по-татарски. Громыхал состав;
жарким туманом качались разговоры и звуки; за окнами проскакивали,
извиваясь, кабели, лампы (зеленые, красные... Лязгая, в стробоскопном
мелькании окон пролетел и скрылся встречный. И в нем...( мечталось Матвею,
был он ( тот, пятилетний, коленками ( на коленкоровые сиденья, расплющенньм
носом ( в завораживающую тьму московского метрополитена, в еще предстоящую
жизнь.