"Владимир Пирожников. На пажитях небесных" - читать интересную книгу автора

мистического смысла", - смерть молодой итальянки и старика-бельгийца.
Придраться было не к чему.
Все очень естественно вытекало из соотношения обстоятельств: пошел
метеоритный дождь, возникли неполадки, кто-то попал в беду, кто-то
погрузился в депрессию, а у кого-то не выдержало сердце...
На Мидасе текла самая натуральная, подлинная жизнь, однако все в ней
было так чрезмерно, многозначительно и пошло, что мне хотелось плюнуть на
красиво мерцающий экран.


Еще на пути к Мидасу я приказал начальнику местной полиции арестовать
Балуанга сроком на сорок восемь часов - я имел право использовать такой
арест в качестве превентивной меры. К моменту моего прибытия на астероид
срок ареста почти истек, через несколько часов Балуанга необходимо было
выпустить или предъявить ему какое-то обоснованное обвинение. Я знал, что
в пансионате водится спиртное, завозимое с Марса и Земли контрабандой,
есть и девушки, которые за отдельную плату помогут скоротать вечерок, но
точных улик у меня не было. В полицейском участке мы тоже ничего не
обнаружили. Видимо, Балуанг хорошо платил здешним блюстителям порядка и
нравственности: имелось всего два-три дела о пустяковых кражах и мелком
хулиганстве.
Не знаю, что меня вдохновляло, но в этой тупиковой ситуации я еще на
что-то надеялся. Я не выпустил Балуанга, когда миновал срок ареста, и,
сознавая, что нарушаю закон, предавался в баре меланхолическим раздумьям о
том, не окажусь ли я скоро сам за решеткой. Меня спас метеорит, который
врезался в Мидас, хорошенько встряхнул его, и из каких-то тайных хранилищ
мне прямо на руки пролилось неплохое шотландское виски, а в объятия упала
разговорчивая Лола Рейн. Получив такие козыри, я с огромной неохотой
отправился на совещание, которое собирал Мейден в связи с делом Пахаря.
Ну, а после совещания мне тем более хотелось скорее прикрыть "мыльный
клуб", чтобы развязать себе руки: я суеверно подозревал, что все напасти
никогда не обходят меня, а значит, и брейкер меня никак не минует.
На первом же допросе я выложил Балуангу все, что я о нем знаю и думаю,
и заверил его, что на сей раз он не отвертится. В ответ на это Балуанг и
сказал слова, которые я особенно хорошо понял потом, несколько дней
спустя, беспокойной ночью в отеле "Амброзия".
- У вас ничего не выйдет, комиссар, - заявил он. - То есть вы, конечно,
можете на некоторое время расстроить мое дело, но ведь вы идеалист, вам
хочется покончить со злом в корне, уничтожить его, так сказать, на вечные
времена. А вот тут у вас победы никогда не будет. И знаете почему? Потому,
что вы лезете поперек течения жизни и ничего не понимаете в человеческой
природе. То, что вы называете "злом", придумал не я; я лишь продаю людям
товар, который они желают иметь. Не будет меня - им продаст все, что
нужно, другой. Конечно, вы можете называть желания этих людей "убогими",
"пошлыми", "безнравственными", но это дела не меняет, потому что вы не
Иисус Христос, чтобы судить всех, а они хотя бы имеют право быть собой. Вы
скажете, что боретесь со мной ради светлого будущего человечества, из
любви к людям, но это ложь. Этих вот реальных людей вы не любите. Я их
тоже не люблю, да это и невозможно. Зато у меня с ними честные деловые
отношения, я их не обманываю. Вы же все время стремитесь всучить людям