"Владимир Пирожников. На пажитях небесных" - читать интересную книгу автора

остальное, то зачем мучиться, зачем налаживать этот неимоверно сложный и
капризный механизм живой природы? Зачем пахать землю, зачем строить в
космосе эти громадные польдеры, сеять в них зерно, растить пшеницу и печь
хлеб, если можно легко получать тот же продукт, работая на молекулярном
уровне? Знание о том, как из всего сделать хлеб, - есть уже сам хлеб;
остальное несущественно.
Разумеется, это были размышления и представления профана, и я
неоднократно себе об этом напоминал. Но в тот далекий уже вечер я был
захвачен идеями Минского, безгранично верил в них и в конце концов решил,
что письмо, из-за которого я прилетел на Амброзию, просто глупая штука.
Я уже собирался лечь спать, как вдруг дверь отворилась и ко мне в
комнату быстро вошла тоненькая хорошенькая девушка в красном комбинезоне.
Она остановилась у двери, сложив руки за спиной, и сумрачно посмотрела на
меня темными глазами - так смотрят дети, когда хотят отчитать загулявших
родителей. Это и была Регина Савицкая, двадцатидвухлетний психолог
биостанции, отчаянно влюбленная в ее руководителя. Раньше Регина была
известна как самая красивая девушка - "мисс Амброзия"; теперь же все
говорили об ее отношениях с Минским. Регина давно добивалась его внимания,
но Минский ее не замечал; девушка предпринимала героические усилия, чтобы
пробудить к себе интерес, и наконец добилась своего - Минский в нее
влюбился. Так что чувство Регины к Минскому вовсе не было безответным.
Драма состояла не в отсутствии любви, а, так сказать, в ее качестве.
Будучи на десять лет старше Регины, Минский полюбил ее как-то уж очень
красиво, по-книжному - мило, изящно, легко, отчасти трогательно и не теряя
достоинства. Думаю, за одно это Регине много раз хотелось надавать ему
пощечин. Не знаю, в чем тут дело, но я убежден, что довольно многие
женщины не могут быть счастливы в любви, если не дать им хорошенько
помучиться. Такие особы всегда хотят того, чего нет; но когда это наконец
появляется, им сразу становится скучно. Пожалуй, сей факт лишний раз
доказывает, что человек сложнее, глубже, запутаннее любой самой заветной
своей фантазии, самой выношенной мечты. Ибо заветные фантазии и мечты
рождаются из неутоленных желаний и дум о них, то есть так или иначе
выдумываются; но ведь всей жизни обдумать нельзя, весь мир в мысль не
втиснуть. Поэтому чем яснее, понятнее нам то, чего мы хотим, чем
явственнее и определеннее образ того, что мы ищем, тем, как правило,
дальше отстоит это от наших подлинных, глубинных интересов.
Регина получила именно то, что желала, и потому была несчастна. Она,
несомненно, очень боялась теперь разлюбить Минского и потому
бессознательно искала в нем что-нибудь неожиданное, хотела увидеть его
каким-то иным, пусть даже пугающим, но ей неизвестным. Именно так
истолковал я подспудную психологию нашего ночного разговора, во время
которого Регина пыталась доказать, что Минский и есть погубитель
цивилизации, что он как раз тот добрый каменщик, который благими
намерениями мостит дорогу в ад.
- Поймите же наконец, - говорила она, - настоящий, живой хлеб,
выращенный здесь, на Амброзии, - это наша победа над космосом, причем
победа не столько технологическая, сколько нравственная. Конечно, мы
затрачиваем при этом массу труда, но ведь и в награду получаем не просто
пищу. Наш труд создает здесь ценности, за существование которых мы можем
себя уважать. Хлеб, выращенный в пустоте, дает нам почувствовать, что мы,