"Иосиф Пилюшин. У стен Ленинграда " - читать интересную книгу автора


Когда вечером мы возвратились из боевого охранения в расположение
батальона, здесь уже была вырыта и хорошо замаскирована глубокая траншея.
Бойцы ужинали, вполголоса переговаривались о событиях дня, мыли котелки,
наполняли свежей водой фляги, проверяли оружие.
Сон на передовой был очень беспокойным: каждый из нас просыпался по
нескольку раз и с тревогой прислушивался к отдаленному гулу артиллерийской
стрельбы, доносившемуся со стороны Кингисеппа.
В расположении нашей части не было слышно ни единого звука. Все
делалось бесшумно, молча. Часовые шагали осторожно, не отводя глаз от
противоположного берега, откуда мы ждали врага.
Многие бойцы спали на голой земле, крепко прижав к груди винтовки.
Чутким был их сон, они были готовы в любую минуту подняться и вступить в
бой. Кто не мог уснуть - сидели группами и вели тихую беседу, вспоминали о
своих заводах, колхозах, семьях. Каждый из нас в глубине сердца таил
тревогу, хотя мы старались не думать о том, что угрожает нам каждую минуту.
В воздухе загудели моторы. Самолеты шли на восток, - по-видимому, на
Ленинград.
- Поползли, гады, - сказал Романов. - Кто знает, может быть, они
сбросят бомбу и на мой дом...
У меня до боли сжалось сердце. Чувствуя свое бессилие, я не мог стоять
на одном месте. Быстро курил одну папиросу за другой, ходил взад и вперед по
траншее. Красота белой ночи поблекла. Все заполнил грохочущий шум самолетов.
Прошло несколько дней. Все это время мы работали лопатами, топорами,
укрепляя нашу траншею. На противоположном берегу реки Нарвы происходили
мелкие стычки с разведывательными группами войск противника. Враг как бы
давал нам возможность попривыкнуть к фронтовой жизни, прежде чем наброситься
на нас всей своей силой.
Я внимательно присматривался к товарищам. Мы все по-разному вели себя
перед боем: кто без конца проверял исправность личного оружия, кто тщательно
подгонял снаряжение, кто, не переставая, курил, а некоторые спали
непробудным сном.
Был среди нас студент духовной семинарии Жаворонков, кругленький, с
черными усиками и жиденькой бородкой, он только и говорил о смерти. "Смерть
пожирает все, что мы видим, кроме неба и земли. Человек постоянно борется со
смертью, чтобы продлить свою жизнь". Но его никто из бойцов не слушал, а
Жаворонков, словно помешанный, носился по траншее со своими разговорами о
смерти, хотя мы еще не вступали в настоящую схватку.
На противоположном берегу Нарвы было тихо, как в первый день нашего
прихода сюда.
То и дело посматривая на часы, я ждал, когда вернется со свежей почтой
связной командира роты Викторов.
Вдали, за лесом, в направлении города Нарвы, будто прогремел гром. За
ним последовали редкие орудийные залпы. Потом все слилось в сплошной грохот.
В траншее возле станкового пулемета стояли два незнакомых мне солдата:
один - пожилой, неторопливый, другой - молодой, резкий в движениях. Он
заметно нервничал.
Пожилой усмехнулся:
- Что, Гриша, страшновато?
- Еще бы, дядя Вася, впервые в жизни слышу.