"Андре Пико, Морис Ролан. Кто убил прекрасную Урсулу " - читать интересную книгу автора

управляющего месье Шлимана.
Фишер поджал губы, но сдержался.
- Предположим. Но эти встречи были для меня лишь простым приключением.
- Так я не правильно выразился, употребив слово "разрыв"?
- Слово точное, если вам нужны конкретные факты. Мы с мадам Моос решили
прекратить наши отношения.
- По обоюдному согласию?
- По обоюдному согласию.
- Прекрасно, - сказал Штраус, - и все-таки я хотел бы задать вам последний
вопрос.
- Только побыстрее.
- Где вы были вчера вечером?

***

Хорошо известно, что у невиновных никогда нет алиби. Поэтому инспектор
Штраус не слишком настаивал, когда Андреа Моос, с раннего утра подвергнутый
допросу, очень расплывчато вспоминал, что он делал приблизительно в то время,
когда было совершено убийство.
- Я был дома... Да, один... Свидетель? Какой свидетель, если я был один?
Штраус ожидал, что получит идентичный ответ от Фишера или что тот вообще
откажется отвечать. Это было бы вполне характерно для такого туза, привыкшего
на все смотреть свысока. Но Фишер разволновался и, вместо того" чтобы
прибегнуть к презрительному молчанию, во всех подробностях рассказал такую
невероятную историю, что она вполне могла оказаться правдой.
Он утверждал, что незадолго до выхода из дома, около десяти часов утра,
ему позвонил какой-то Шмидт, который хотел продать набор критских статуэток,
привезенных из Кипра. Этот Шмидт, не желая иметь дела с посредником, назначил
встречу своему случайному покупателю на вилле в Винтертуре в девять часов
вечера. Вилла оказалась нежилой, и Фишер съездил туда впустую.
Правдоподобность этой истории усиливало то, что немногим более года назад
аналогичный случай уже имел место. Цюрихская полиция не была в неведении
относительно того, как Фишер приобрел две ритуальные вазы античного периода,
тайно переправленные греческим моряком, стащившим их у афинского
коллекционера, который, в свою очередь, тоже был не в ладах с законом. Фишер
уладил дело, передав международному Красному Кресту дар для кипрских беженцев.
Следовательно, он мог стать жертвой обмана, и сам Фишер был убежден в этом
до того момента, пока Штраус не сообщил ему о смерти Урсулы. Теперь Фишер
видел в этом деле дьявольскую ловушку, которую ему сознательно подстроил
настоящий убийца. И Штраус разделял его мнение.
"Если бы Фишер был убийца, то дал бы такой же ответ, как и Моос, -
рассуждал Штраус. - Впрочем, такие, как Фишер, не убивают, а если и убивают,
то через посредников. Какую опасность могла представлять для него Урсула? У
человека его масштаба есть много других средств, кроме убийства, чтобы
избавиться от мешающего противника".
Но это было рассуждение, основанное на здравом смысле и логике, двух
вещах, которые не являются уделом всех людей. Что касается Андреа Мооса, то
серьезный анализ его личности говорил не в его пользу.
Моос быстро раскололся, изливая всю злобу, накопившуюся к Урсуле, Фишеру,
всему обществу, но не переставал настаивать на своей невиновности. Нет, он не