"Таисия Пьянкова. Куманьково болото " - читать интересную книгу автора

Однако она вот и до шорникова двора добежала, вот и в саму ограду
внеслась - никто встречь ей не кинулся, никто нигде даже не ворохнулся. Как
будто вымерло все подворье.
Ночница старательно переглядела-перешарила под навесами-клетями - нет
нигде Шайтана! Ни живого, ни стреляного...
Это что же это за сторож за такой?!
Санька знала, что при косматой охране старики Глуховы не то клетей,
избы на ночь не запирали...
Напоследок она сунулась в пригон.
Еще - вот те раз!
Прямо тут, у переступы подворотной, мертвой дохлятиной лежит вытянулся
Шайтан!
Кроме него и вся Глуховская скотинеха пораскидалась так, будто над нею
волки покомандовали. Куры и те с насеста посваливались на солому, лапки
задравши...
При виде такого "побоища", на Санькином месте, любой бы всполошился:
отравлена живность! Только ей скоро понятным стало, что Глуховское мыкало да
хрюкало спит мертвецким сном. А петух, знать, с непривычки лежать всех
тормашками, ажио похрапывал, распустивши крылья по куче назьма...
Ну, диво!
Принялась дивница тормошить-трясти косматого друга: какой ты, дескать,
мне заступник, хозяевам охоронник, когда тебя самого бери за хвост и волоки?
Да Шайтан под ее беспокойными руками оказался ну как есть из тряпья пошит...
Тогда-то Санька и заторопилась в избу - тревогу поднять. Но и там
оказался такой же точно повал.
Неужто он, Харитов подговорщик, сошелся с лавошницей в деньгах да успел
когда-то побывать у Свиридов?! Побывать да подсыпать кругом сонного зелья?
Ну, а еще-то чего путного могла придумать Санька на такую
беспробудность? Ничего другого она придумать не могла. Потому и собралась
поначалу всполошить всю деревню. Но потом решила, что Коська-злодей может
теперь явиться всякую минуту, что не время оставлять Свиридов на произвол
его продажной душонки.
С тем и осталась девчонка в шорниковой избе.
Села Санька у самого окошка да на широкую лавку, на которой в застеньи
спал Никиток, настроилась дождаться гостенечка незваного, а уж тогда и народ
поднимать...
Глуховский двор плетешком был обсажен не больно высоким. Против окна,
за оградою, темнела хатенка Устина Брехалова. Того самого нечесы да неумывы,
которого Дорофей Мокрый принял на гривке за усопшую в зыбунах Куманеву
Андрону. По праву сторону от окна тянулась плохо видная Саньке деревенская
улица. Зато слева хорошо просматривался край Светлого бора. Меж ним и
Брехаловским двором, минуя Свиридов огород да еще скоможный выпас, за той
самой некрутой гривкою, ночная видимость резко убегала в низину. Там, увитая
сплошной куманикою, низина-луговина с каждым шагом все более хлябала и
уходила в Куманьковы топи, который год окутанные загадочным, непроглядным
туманом.
Вот сидит Санька в мертвой от беспробудного сна шорниковой избе,
смотрит в сторону болота и чудится ей: человек не человек, зверь ли какой
белым лоскутком отделился от кисельного марева, не больно решительно,
враскачку двинулся по низине, остановился на луне, которая светом своим