"Артур Филлипс. Ангелика" - читать интересную книгу автора

- Я вижу дорогу.
Она стояла на цыпочках на самом краю багряного сиденья, упираясь
ручками и носиком в неплотно пригнанное стекло.
- Пожалуйста, любовь моя, будь осторожна. Так делать не полагается.
- Но я вижу дорогу. Вон гнедая кобыла.
- Подойди ко мне, пожалуйста, на секундочку. Ты должна обещать мне вот
что: если я тебе понадоблюсь, ты не мешкая позовешь меня или даже пойдешь и
разбудишь. Я ни за что не рассержусь. Все будет как раньше, поверь мне.
Садись ко мне на колени. И принцесса пусть сядет. Теперь скажи мне: довольна
ты той обстановкой, кою навязал нам твой отец, или нет?
- Ах, да. Он добрый. Тут есть окошко - это башня?
- Нет, это не башня. Если ты желаешь жить в башне, вспомни, как ты
спала еще выше, с нами, на верхнем этаже. Это я в башне.
- Но там у тебя нет башенного окошка, чтоб было видно лошадей
далеко-далеко внизу, значит, башня тут.
Вон оно что: ребенок счастлив.
- Тебя не боязно будет спать тут в одиночестве?
- Ах, мамочка, да! Я так боюсь. - И лицо Ангелики отразило мысль о
будущей темной ночи, однако тут же просветлело. - Но я буду храброй, как
пастушка. "Коли в ночь темный лес задет, / коли звезды на дне бледнеют, /
Божий свет оставляет след, / и сердечко ее грубеет, / Божий свет оставляет
след... Коли в ночь темный лес задет..."
Констанс пригладила кудри девочки, коснулась ее гладких щечек,
приблизила к себе округлое личико.
- "Коли в ночь темный лес одет, / коли звезды над ним бледнеют, / Божий
свет оставляет след, / и сердечко ее робеет. Но..."
- "Но как лампа вера ее", - гордо перебила Ангелика, а потом опять
озадачилась: - "И Господь... Господь не, Господь ня..." Не могу вспомнить.
- "И Господня любовь все ярче... ярче... чем...", - подсказала мать.
- Я увижу через башенное окошко луну?


II

Ночь близилась, и волнение Ангелики проявлялось все очевиднее. Дважды
она пристально смотрела на Констанс и с великой серьезностью в голосе
говорила:
- Мамочка, мне боязно остаться ночью одной.
Но Констанс ей не верила. Ангелика заявляла, что напугана, потому лишь,
что ощущала - по причинам за пределами ее понимания - желание матери видеть
дочь в самом деле напуганной. Ее притязание на страх было нежеланным
подарком, неуклюжим детским рисунком - подношением проницательной любви.
Все же эта просвечивающая ложь никак не вязалась с чистосердечным
предвкушением. Констанс вымыла Ангелику, и та рассказала о приключениях
принцессы, одиноко живущей в башне. Констанс расчесывала дочери волосы, пока
та расчесывала волосы принцессы, и Ангелика спросила, можно ли ей прямо
сейчас пойти спать. Констанс читала ей, сидя в голубом кресле; на половине
предложения Ангелика объявила себя утомленной, что было ей несвойственно, и
отказалась от материнского предложения посидеть рядом, пока она не уснет.
- Я оставлю дверь открытой, любовь моя?