"Елена Петушкова. Путешествие в седле по маршруту Жизнь " - читать интересную книгу автора

выездке Николай Алексеевич Ситько - он исключительно предан делу, готов с
раннего утра и до позднего вечера ездить на лошади. Но через несколько дней
я ощутила в его поведении неожиданную метаморфозу: я словно перестала для
него существовать. Оказалось, руководство строго предостерегло его, чтобы он
перед первенством СССР не готовил "своим" соперницу (к сожалению,
ведомственные интересы порой ставятся выше интересов сборной).
Попав в сборную, я неожиданно окунулась в атмосферу страстей, которых
прежде не знала. Меня огорошило, например, что некоторые - взрослые мужчины,
зрелые спортсмены - внезапно перестали со мной здороваться, и я ломала себе
голову над вопросом, когда и чем их обидела.
Это было, как я поняла позже, издержками того чувства соперничества,
той естественной для спорта - большого спорта с его огромными моральными
ставками - острой конкуренции, которая, будучи подогреваема честолюбием,
разъединяет порою людей. Этого нет и никогда не было в нашей сборной за
рубежом, там наши интересы едины, мы сплочены высокой патриотической целью,
но дома с этим нет-нет да и сталкиваешься.
Мне повезло. Большую часть спортивной жизни я провела, многого не зная,
отчасти в тепличных условиях. Григорий Терентьевич Анастасьев, незабвенный
Терентьич, избавлял меня от дрязг, словно заслонял грудью. Я жила в иной
атмосфере еще и потому, что дома встречалась только с чистотой и теплом, что
на кафедре была необычайно дружественная обстановка.
Потому-то так больно уязвляли меня некоторые события, так помнятся они
до сих пор. Окаянная ведомственная конкуренция сказалась не только в
охлаждении Ситько. Дня за четыре до чемпионата страны лошадей повезли на
Московский ипподром - там проводилась выездка. Поставили в конюшню. А я
заболела ангиной и только накануне старта смогла выбраться к Пеплу.
Стояла жара, раскаленный воздух словно вибрировал над землей, а я
бродила по конюшням и никак не могла обнаружить свою лошадь. Наконец мне
показали на дальнюю: "Может быть, там". В первую секунду я его не узнала -
скелетик, обтянутый кожей. Он вышел, еле переступая ногами, жадно потянулся
к воде. Два с половиной ведра он выпил сразу. Его бросили без присмотра,
двое суток не кормили и не поили.
Мы с ним заняли шестое место: после всего, что произошло, выше быть не
могли. И на Олимпиаду в Токио не попали.
Но горечь в памяти не оттого. Она поднимается в душе, когда я мысленно
вижу тот живой скелетик на четырех ножках, тянущий морду к воде.
В следующем, 1965 году я впервые участвовала в чемпионате Европы. Надо
сказать, что подробности соревнований я, к сожалению, всегда помню плохо -
своих баллов, например, не помню никогда. И хотя основные вехи, самые
трудные и самые радостные дни, конечно, запоминаются, ход отдельных
соревнований словно сливается воедино. Словно все, что было у нас с
Пеплом, - это один длинный, бесконечный турнир.
И об этом, так сказать, типичном турнире я сейчас расскажу, чтобы сразу
сделалось ясно, как он проходит, с чем сопряжен.
Итак, соревнования. Прежде всего важно угадать с разминкой. Мало
разомнешь лошадь - плохо: мышцы не разогреются, трудно будет делать сложные
элементы. Кроме того, не избавь ее от излишней энергии, она, глядишь,
подыграет где-нибудь на прибавленном аллюре, а это срыв элемента, это все
равно что фигуристу упасть. К тому же избыток энергии позволит ей глазеть по
сторонам, остро реагировать на окружающее, и она может чего-нибудь