"Юрий Петухов. Охота на президентов или Жизнь № 8" - читать интересную книгу автора

Израель, не Филисти-ния родимая, а Дахау с Освенцимом.
Бывал.
Но Моня был раньше. И до сих пор еще стояла здесь на площади пред
Церковью Рождества Христова его унылая скорбная тень. Даже стотонный
мерседес старика Уху-ельцина не смог ее раздавить... Вот так.
Монин призрак видели не все.
Я видел.
Моня трясся и грозил Храму кулаком.
- И года не пройдет, аки поглотит тебя земля...
Моня был похож на безумного пророка. То ли на Иере-мию, то ли на
Иоанна... нет, нет, он был отнюдь не крестителем. И вопил только потому, что
твердо знал, на его святой иудейской земле никаких таких храмов с крестами
стоять не должно! Они ему еще в поганой России-суке надоели. Моня так и
говорил всегда, как Синявский, он же Даниэль, или Израэль, или Абрашка Терц,
не помню я этого литературно-лагерного януса, но люблю мерзавца за смелость,
по-христиански люблю (а как мне еще любить!) Так и говорил в сердцах, брызжа
праведной слюной (не от ума, конечно, какой там ум, а от страстной обиды и
любви) - Россия-сука, мол! сука - Россия!
Я знал, что нынче Моня в первопрестольной ходит с крестом на животе и
истово клянет всех вокруг нехристями. Но здешняя тень про нынешнего Моню
ничего не знала. Призрак пророка был вечен в пространстве и времени. Как
вечно изрыгнутое в пространство проклятие.
Одутловатые, томные арабы его не видели. Они видели меня, и в их черных
масляных глазах была одна загадка - чего бы слупить с этого
иноземца-иноверца, с этого лоха залетного.
А я стоял и проникался. Точнее, пытался проникнуться святостью здешних
мест. Не получалось, к сожалению. Вот старик Ухуельцин сходу проникся,
понимать, и ос-вятел. А у меня, понимать, не получалось! Видно, не готов еще
был, не созрел. По мне, нехорошему человеку, чтобы пропитаться насквозь
духом святым, прежде надо было изгнать отсюда - и подальше! - всех
торгующих: арабов, иудеев, эллинов - и всех покупающих козлов - мельтешащую
и наглую иноземно-туристическую шоблу.
Привычное махровое человеконенавистничество, отчаянная мизантропия
обуяли меня.
Не хотелось любить ближнего своего! Ну его на хер!
Пусть другие любят этих козлов, каинов и авелей!
И опять и снова хотелось, подобно Иисусу, взять в руки кнут с шипами. А
лучше гранатомет... нынешние и кнута ни хрена не понимают.
Приехали, понимать, к святыням! А вглядишься в рожи - кто за елеем, кто
за долларовым благословением попа-полунегра с опухшей лиловой рожей, кто за
орденами, кто за призраками...
Торгующие во Храме!
Да, крутой был мужичок Иисус Христос (не святотатствую, но восхищаюсь
земной ипостасью). Правильный! Конкретный! Реальный пацан!
Нет! Тогда и не пахло здесь стариком Ухуельциным, и до упразднения его
с должности было далеко... но сердце не проведешь - знало оно, какая
непотребность в самом чистом (духовно) и святом (тоже духовно) месте
готовится. Наверное, и Монин унылый призрак неким подспудь-ем это знал -
евреи, они чуткие! все наперед знают! недаром их бедный Моисей сорок лет по
пустыням водил. Намаялся бедолага. А ведь все в один голос кричат, даже