"Милые развлечения" - читать интересную книгу автора (Камерон Стелла)ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯПрежде, чем Перис подняла трубку, телефон на столике рядом с ней успел звякнуть четыре раза. – Да? – В комнате стало почти совсем темно. Должно быть, она уже долго сидит в своем любимом кресле-качалке. – Перис? – Да. – У тебя голос чужой. Перис продолжала смотреть туда же, куда смотрела с того самого момента, как опустилась в кресло – на дверь. – Перис! Она подпрыгнула: – Да! – Не вешай трубку. Это Тобиас. Послушай меня. Она так крепко прижала трубку к уху, что ей стало больно. Ее нездоровое желание – чтобы Тобиас сейчас оказался рядом с ней – вызвало у нее смешок. – Что смешного? – Ничего. – Неужели она рассмеялась вслух? – Послушай, Плакса. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке. – Да. – Раньше… – Я прекрасно себя чувствую, Тобиас. Просто великолепно. Никогда себя лучше не чувствовала. Еще немного – и я бы летала. Он замолчал. Еще немного, и он бы пустился в дальнейшие рассуждения о том, какое значение имеют женские груди для каждого отдельно взятого мужчины и где ее место в этой картине мироздания. – Что-то случилось? – Случилось? – Перис медленно откинулась на высокие перекладины кресла из красного дерева. – А почему ты об этом спрашиваешь? Он помолчал и сказал: – Я беспокоюсь. Предпринимаются шаги, чтобы спровоцировать ее на какое-либо действие. – Постарайся выразиться яснее, – сказала она. Кто-то хочет, чтобы она попросила помощи. Да, помощи. – У тебя такой голос, словно ты чем-то расстроена. В ее дом кто-то вторгся, но никаких доказательств у нее нет. – Что значит чем-то расстроена? – То и значит. Ты сама себя не слышишь? Ты так обычно не разговариваешь. У тебя агрессивный тон. – Агрессивный? Опять молчание. Где-то в городе какой-то человек или люди ждали от нее ответных действий. – Перис, как твоя голова? – А что? – Как раз сейчас, кто бы ни рассматривал ее новые изделия, он ожидает, что она начнет действовать. – Почему ты об этом спрашиваешь? – Ты одна? – Да. То есть… Думаю, это совсем не твое дело. – Не мое. Но, судя по голосу, с тобой что-то не в порядке, и я просто хотел узнать, есть ли кто-нибудь, кто бы позаботился о тебе. – Я уже не ребенок. Было слышно, как он вздохнул. – Я этого и не говорил. То, что произошло сегодня днем, – очередное недоразумение. – Спасибо, что позвонил, Тобиас. – Не вешай трубку! – Головная боль… И вообще ты выглядела усталой. Это ведь из-за меня? Альдонза играла с бумажкой – Перис, оказывается, имела все основания вызвать полицию. Она потерла висок. – Послушай, Перис. Прости меня, ладно? Почему мы не можем общаться, как цивилизованные люди? – Мне надо… – Работать? – Он рассмеялся. – Ты же знаешь поговорку насчет работы. – Моя работа чуть не убежала. Я совсем отупела. – Ну уж. Мне так не кажется. Наверное, именно поэтому все годы он баловал ее вниманием. – Сегодня, – сказал он своим гипнотическим голосом, – я неправильно повел себя и все испортил. Но ты не та женщина, которая дает мужчине другой шанс. Мне трудно это сказать, но, я думаю, мы можем понадобиться друг другу. Мы могли бы встретиться и все обсудить? Он думает, что она в нем нуждается. Может быть, просто потому, что он знал истинные причины ее проблем с коллекцией украшений и предвидел, что ее ждут гораздо более серьезные проблемы, чем она думает? – Спасибо за предложение, но нет, Тобиас. – И она повесила трубку. Не был ли звонок Тобиаса направлен на то, чтобы подавить ее реакцию на взломщика? Тонкие белые шторы, которые Перис любила задергивать на ночь, затрепетали и опали, купаясь в серебристом лунном свете. Она спала. А теперь не спит, не заметив, как проснулась. Приснившийся сон еще не оставил ее. Ей тогда было семь лет и она жила в долине Скагит, в замке Попса и Эммы; в те годы не было ни рва вокруг замка, ни подъемного моста через ров, только странный дом, который так любил Попс и ненавидела Эмма. И Тобиас сказал ей, что она слишком умная, чтобы быть счастливой. И назвал ее Плаксой. Он был очень высокого роста… Уже в четырнадцать лет он был очень высокий, загорелый, худой, в футболке и обрезанных джинсах. Но он ей нравился, как, думала она, девочкам нравятся старшие братья – иногда. И он ей так и нравился, как брат, лет до тринадцати, когда он стал уже совсем старым – ему было под двадцать. Перис улыбнулась, глядя на освещенные луной шторы. Первая любовь. Мучительно-сладкое чувство. В комнате появился другой запах. Другой, но все равно знакомый. Наверное, долетел сюда с улицы. Сигаретный дым. Какие-то французские сигареты, запах, который показался ей тогда, когда она была во Франции, весьма экзотическим. «Житан» или «Голуаз» – что-то такое. Люди, которые по ночам появлялись в аллее Шато, обычно курили подобранные окурки, лишь изредка наслаждаясь целой дешевой сигаретой. Вообще-то, через тонкие шторы не должен проникать дым французской сигареты… А это именно он и был. И он был в комнате. Перис повернула голову, не успев подумать. Ее лицо накрыла подушка. Она забила руками и ногами, запутываясь в простыне. А когда вцепилась руками в подушку, чья-то сильная рука крепко стиснула обе ее руки и потянула их вверх. – Лежи тихо. Перис услышала его голос. Значит, ему надо, чтобы она умерла тихо. Он хотел, чтобы она хорошо себя вела, умирая. – Тихо, я сказал. Я ничего тебе не сделаю. Кровь полыхала перед глазами, но ледяной голос словно заморозил ее тело. Она замерла. – Хорошо, – сказал он. – Вот так, детка. Расслабься. Ты ведь дышишь там? Перис издала сдавленный звук. – Вот и хорошо. Это я для того, чтобы ты не очень возбуждалась. Только посмотришь, и сразу руки ко мне потянешь. Все время так и происходит. Она услышала, как он выдохнул табачный дым, и подумала, что он вполне способен овладеть ею, не вытаскивая проклятую сигарету изо рта. Он одной рукой держал Перис, а другой – сигарету. Конечно, Перис была худенькая, но жилистая, и уж никак не слабая. Она извернулась и попыталась откатиться в сторону. – Мать твою! – Голос звучал так, словно сигарета была зажата между зубов. – Сука. Лежи тихо, не то я с тобой не так поговорю. На ее лицо надавили сильнее, а укол чем-то острым, как иголка, остановил ее попытки освободиться. Укол чем-то острым в незащищенное место, где соединяются ключицы. – Слушай, сука! У меня сообщение для твоего друга. Перис замерла. – Вот-вот. Так очень хорошо. Да и ты хороша. Перис сглотнула; укол в шею стал сильнее. – Прекрасно. – Острый кончик двинулся вниз и влево, по груди. Послышался звук «чик», и с плеча соскользнула тоненькая лямка ее ночной сорочки. Перис похолодела. Но не пошевелилась. – Очень хорошо, – острый нож, а Перис была уверена, что это нож, отодвинул верхнюю часть сорочки, оголяя ее тело. – Эх, вот это да. Черт, мужчина должен иногда придерживаться дисциплины, но я не из железа сделан. Мда, я знаю, ты всякие штуки умеешь делать. И задницей… Не хочется попробовать. Что-то зашелестело. Он потрогал ее сосок языком и шумно втянул мокрыми губами. Перис поджала ноги. В горле стояла рвота; ей не хватало воздуха. Ее крики были лишь неслышным бормотанием, но его мерзкие губы отпустили ее грудь. – Слушай, сука, – прошептал он. – Слушай хорошо и запоминай каждое слово. Ее сердце колотилось о ребра. – Вот что. Скажи ему, что время выходит. Поняла? Так и скажи, время выходит, и осталось его совсем немного. Поняла? Она кивнула под подушкой. – Хорошо. И расскажи ему, как тебе понравилась встреча со мной. Перис кивнула еще раз. – А сейчас я уберу руку с подушки. Но ты не снимешь ее, пока не услышишь, как хлопнет входная дверь. Я стукну погромче. Если ты закричишь, прежде чем хлопнет дверь, я тогда не так поработаю с тобой этим ножичком. Он подождал, пока она кивнет еще раз. – Хорошо. Давление на подушку медленно ослабело. – Свободна, – сказал он ей. По ее телу пробежал ветерок, когда он, наверное, открыл дверь. – Ни звука, детка. Не забудь – я постараюсь позабавиться с тобой по-другому. Его ботинки тихо поскрипывали. – Я тебя не обману, детка. Люблю повеселиться и всегда держу свое слово. |
||
|