"Анатолий Васильевич Петухов. Дай лапу, друг медведь! (Повесть) " - читать интересную книгу автора

кверху. Если же она кормилась, как в прошлый раз, то откуда взялись эти
коридоры? Тогда ничего похожего на ее следы не оставалось.
А Борька вообще не думал о медведях. Он сидел вполоборота к полю и
смотрел только в лес, желая увидеть как можно больше. Но лес будто вымер.
Правда, на короткое время показалась на стволе старой осины
короткохвостая птичка величиной с воробья, с голубоватой спинкой и белым
брюшком. Звонко цыкая, она юрко прыгала по щербатому стволу не только
снизу вверх, но и сверху вниз, чем очень удивила Борьку. До сих пор он
считал, что по стволам деревьев свободно лазают и прыгают только дятлы, а
эта даже книзу головой может!..
Садилось солнце. Розовые блики заиграли на стволах берез, а желтые
листья подрумянились и стали еще ярче, будто каждый листок был вырезан из
тонкой красной меди.
А понизу уже подкрадывались сумерки. Они растекались из глубины
леса, сочились из-под темно-зеленых, распластанных над землей еловых лап,
мягко обволакивали пни и стволы деревьев, кусты и кочки, стирали пестроту
покоящейся на земле листвы и отодвигали куда-то в синеватую глубь дальние
деревья.
Андрюшка с удивлением замечал, как на глазах тают поглощаемые синими
сумерками тонкие ветви, как сливаются воедино темные стволы осин, и лишь
березы, уже утратившие алый румянец, тускло белеют среди сплошных теней.
В вышине, на фоне синего неба, то тут, то там багрянцем светились
верхушки осин, будто солнце, скатившееся за горизонт, на прощанье обдало
их неувядаемой и нестираемой краской.
Жалобно пискнула мышь, потом испуганно заверещала тонюсеньким
голоском, и вновь тихо, а листья все так же перешептываются между собой
или - кто знает? - быть может, прощаются с деревьями, взрастившими их.
Чем больше сгущались сумерки, тем напряженнее вглядывался Андрюшка в
доступный его глазу кусочек лесного пространства. И хотя этот кусочек
неумолимо сужался, отдавая во власть сумерек все новые и новые деревья,
кусты и кочки, Андрюшку не покидала надежда увидеть что-то таинственное.
Он, конечно, и не предполагал, что летний день, проведенный в засидке,
открыл бы ему несравненно больше тайн лесной жизни, чем десятки вот таких
осенних вечеров: летом и жизнь леса несравненно богаче, да и днем видно
далеко, не то что теперь.
Движение Борькиного локтя было почти неощутимым, но оно пронзило
Андрюшку, как током. Он повернул голову и обмер: на краю поля, как раз
напротив того места, куда в памятную ночь они тащили вершу в черном
мешке, на задних лапах стоял огромный медведь. Держа на весу полусогнутые
передние лапы, он не двигал головой, не озирался и не водил носом. Он
стоял, как изваяние, пристально вглядываясь в одну точку, и Андрюшка
мгновенно понял, что эта точка есть его, Андрюшкина, голова, которую он
повернул недостаточно осторожно. Холодок, возникший где-то у затылка,
медленно пополз по шее и ниже, между лопаток.
Медведь стоял не больше полуминуты, потом вдруг подогнул задние ноги
и... сел, развалив задние ноги калачом и оставаясь в вертикальном
положении. Андрюшка усмотрел в этом маневр зверя - устал стоять, вот и
сел и теперь будет сидеть и смотреть до тех пор, пока кто-нибудь не
выдержит напряжения и не шевельнется. Но все оказалось проще. Медведь с
весьма деловым видом принялся за ужин. То одной передней лапой, то