"Владимир Федорович Петров. Всплытие " - читать интересную книгу автора

вывернув запястье, что сложенные в щепоть три его прокуренные пальца
явственно вылепились в фигу. Ошеломленный отец Малиновский, будучи человеком
неглупым, дерзкого вызова тогда не принял.
Батюшка участвовал почти во всех погружениях и очень любил в перископ
глядеть. Припав лиловым глазом к окуляру, причмокивал, крякал, крутил
бородищей и, очевидно забывшись, срамно поминал божью матерь, чем особенно
восхищал матросов. Вообще матросы считали отца Артемия чуть ли не за своего,
хвастались перед надводниками своим батюшкой и пару раз помогали ему, крепко
выпившему, добраться из города до плавбазы. Дело свое он знал хорошо, святую
службу гнал быстро, сокращая почти вдвое, - к великому удовольствию как
матросов, так и офицеров. Проповеди читал квалифицированно, без шпаргалки, и
только однажды, в легком подпитии, перепутал имя здравствующей императрицы
Александры Федоровны со вдовствующей - Марией Федоровной. Саму Александру
Федоровну - в девичестве принцессу Алису Дармштадтскую - позволял себе
называть "даромштадской". Отношения с офицерами у него были ровные,
доброжелательные, однако, при всей внешней простоте и грубоватости, он
решительно пресекал попытки некоторых брать в отношении себя иронический
тон. С месяц назад в кают-компании новый отрядный минер, лейтенант фон
Рааб-Тилен, начал было задевать его, сидящего в сторонке с томиком Горького,
мол, батюшка, кроме сермяжных сочинителей типа Горького и Священного
писания, о настоящей литературе и понятия-де не имеет. Отец Артемий спросил
смиренно, какую "настоящую" литературу имеет тот в виду.
- Естественно, западноевропейскую,- с вызовом молвил Тилен.
- А какого века?
- Ну, скажем, современную, - слегка запнулся фон.
- И какого же, простите из современных авторов вы отмечаете особливо? -
батюшка уже напирал.
- Я признаю лишь двух великих писателей современности, - Тилен вскинул
подбородок, - это мои соотечественники, Метерлинк и Гамсун!
В кают-компании смолкли голоса, все повернулись к этим двоим.
- Что ж, - тихо сказал поп, - это два изрядных литератора. Правда,
Метерлинк с его "Театром смерти" мрачноват, но - талант. Ну и Гамсун
талантлив, не спорю. Токмо, в сожалению, - в глазах священника полыхнул
смешок, - насколько я знаю, вы, барон, ведь датчанин, а Кнут Гамсун,
простите, норвежец. Что касается вашего тезки, Метерлинка, так тот
бельгиец... кхе, кхе. А как вы, Морис Леопольдович, находите своего соотчича
Нексе? По глазам вижу, никак не находите, не читали. А зря. Кстати, в
прошлом году он бывал в Петербурге и даже в Кронштадте, где вы как раз в это
время учились на Минных классах. Нексе выступал там в Дворянском собрании.
Вполне могли с ним познакомиться, коли интересовались бы литературой. Хотя
бы отечественной.
И, не обращаясь уже к срезанному фону, отец Артемий стал говорить о
русской литературе и явил такое тонкое ее понимание, что заставил всех с
того времени по-иному смотреть на себя, заодно навсегда отбив охоту у
пересмешников задирать его.
Но далеко не всегда отец Артемий был на высоте положения. Слишком часто
он, что называется, надирался до положения риз и тогда на несколько дней,
как он выражался, "ложился на грунт", а, всплыв к миру из глубин жестокого
запоя, являл собою существо жалкое, опухшее, сторонящееся людей. Из всех
офицеров отряда он был наиболее близок с Несвитаевым.