"Владимир Федорович Петров. Всплытие " - читать интересную книгу автора

После такого ерничества Алексею ничего другого не оставалось, как
плеснуть тому из медной канистрочки в стакан.
Приняв, батюшка крякнул, утер кулаком рот и плотоядно нюхнул галетину.
- Истинно сказано в Писании, всякое древо познается по плодам с него:
не снимают смокв с терновника, маслин с шиповника, а опохмелки - с воровской
интендантской хари Бориса Корсака.
- Отказал? - сочувственно осведомился Несвитаев.
- А я к тому лихоимцу и не взывал, а прямехонько, како очухался, - к
вам, Алексей Николаевич.
С отцом Артемием у Несвитаева отношения особые. Алексей в бога верил,
скорее, не по убеждению, а по привычке, вернее, он просто никогда не
задумывался над этим вопросом - надо, значит, надо. И церковная служба с ее
красивыми литургиями вызывала в нем отнюдь не священный трепет, но теплые,
живые воспоминания детства, воспоминания о родном, затерянном в лесах
Новгородчины селе Кулотино с его старым липовым парком на берегу неслышной,
будто застенчивой, Хоренки, воспоминания о дремучем сказочном бору за
околицей, о чистенькой белой церквушке на холме, куда по светлым праздникам
водил Алешу отец, о стареньком, с вечно слезящимися глазами отце Иоанне,
чем-то неуловимо схожем с отцом Артемием, воспоминания об освещенном
чистотой юного восприятия мире детства. Эти воспоминания сближали Алексея со
священником, кстати, тоже родом из Новгородчины. Но когда Несвитаев
вспоминал о ежедневных, так надоевших, с обязательным офицерским
присутствием, корабельных молитвах, о бесчисленных, чуть не каждое
воскресенье, церковных праздниках, парадах, всенощных, литургиях, молебнах -
во славу, во здравие, за рождение, за упокой, по случаю и без случая, -
когда он вспоминал обо всем этом, ему становилось тоскливо, и он нехорошо
глядел в бороду отца Артемия.
И все же этот подводный поп был особенный, чем-то отличный от других
судовых священников. Порою выпивал? Эка невидаль! Все морские попы выпивали.
Умен и начитан? Такие тоже, правда, гораздо реже, встречались среди
чернорясной флотской братии. Было в отце Артемии некое обаяние, скрытое,
однако, для большинства окружающих, и лишь для иных, наблюдательных, чутких,
приоткрывалось это обаяние - то в проникновенно добром взгляде умных глаз
священника, то в неожиданной для его грубоватого голоса теплой нотке или в
озорной улыбке, когда он лукаво-строго беседовал с матросами, которые
последнее время таки порядочно обнаглели в обращении с батюшкой:
безнаказанно задавали каверзные вопросы, матерились в его присутствии и
повадились брать у него без отдачи деньги. Отец Артемий был одинок, на
военную службу призван в начале японской войны из иеромонахов
Александро-Невской лавры, по разнарядке протопресвитера военного и морского
духовенства. Заработал за Порт-Артур наперсный крест на анненской ленте, а
такой давали попам лишь за храбрость и только во время войны. После
замирения с японцами не пожелал возвращаться в монахи, так и остался на
флоте, стал подводным батюшкой в создаваемом на Черном море отряде подводных
лодок. Перед начальством не заискивал и был строптив вельми. Недавно
подводников посетило черноморское начальство. Бывший в его числе Благочинный
флота, отец Малиновский, видя, что подводный поп не спешит ему персонально
представиться, выразительно поманил его к себе пальцем. Отец Артемий в ответ
на обидный знак, каким обычно подзывают полового в трактире, скосил на
Благочинного лиловые навыкате глаза и истово перекрестился, так при этом