"Евгений Петров. В фашистской Германии (Из путевых записок) " - читать интересную книгу автора

немец. И тем не менее чувство тоски не только не проходило, но с каждым днем
становилось все сильнее. Тоска как бы носилась в воздухе. Страна казалась
зараженной бактериями тоски. И каждый, кто дышал воздухом гитлеровской
Германии, неизбежно становился жертвой этих бактерий.
Это чувство испытывали все люди, с которыми мне приходилось
разговаривать. Так, вероятно, чувствует себя человек, попавший в комнату и
не подозревающий, что под кроватью, в шкафу и под половицами запрятаны
связанные трупы людей. Он разгуливает по комнате, смотрит в окно, садится в
кресло, закуривает, принимается насвистывать и никак не может понять, что же
такое случилось, почему так сжимается сердце, откуда эта гнетущая, ужасная
тоска, тоска, от которой некуда деваться?
Я закрываю глаза и стараюсь восстановить в памяти современную Германию,
сопоставить факты и впечатления, вспомнить все наблюдения и встречи, цвета,
запахи, разговоры, все подробности путешествия. И мне кажется, что причина
необъяснимой на первый взгляд тоски становится ясной и понятной.

Начало марта. Усиленные переброски германских войск в Болгарию.
Вокзал Фридрихштрассе. Через минуту отойдет поезд на Вену. Из окна
вагона смотрит шестнадцатилетний мальчик в солдатской форме летчика, с
открытой шеей, красивый мальчик с туповатым, самонадеянным и немного
испуганным лицом. Перед ним, на перроне, как нищие, стоят мать в трауре, с
окаменевшим лицом, и отец, весьма приличный господин в очках, типичный
берлинский служащий или мелкий лавочник с подстриженными седыми усиками.
Когда-то это был толстый веселый человек. Я знал таких людей, типичных
берлинцев, весельчаков, любителей хорошей компании и хорошей шутки. Сейчас
старенький, очень аккуратно вычищенный и выглаженный костюм болтается на
нем, как на палке. Оба: отец и мать, подняв головы, смотрят на сына. Поезд
быстро отходит. Отец машет рукой.
- Помни о матери, Людвиг, - кричит он вдогонку, - будь осторожен. Ведь
ты у нас последний!
Мать молчит.
Поезда уже нет. Вместо него перед глазами застекленные пыльные
переплеты вокзальной стены, за которой видны скучные кирпичные брандмауэры,
балкон какого-то этажа с фикусом и выставленной проветриваться ситцевой
периной и множество никому не нужных теперь реклам мирного времени.
- Ну, пойдем, - говорит отец.
Но мать не двигается с места. Еще минуту она смотрит в ту сторону, куда
ушел поезд. Потом молча начинает ломать руки. Ее лицо неподвижно. Губы
сжаты.
- Ну, ну, пойдем, - говорит отец, - теперь пойдем.
Но она продолжает ломать руки, наклоняется, снова выпрямляется, как
будто делает какую-то непонятную, тяжелую работу.
Отец, отвернувшись от нее, снимает и дрожащими пальцами протирает очки.
- Видите, у нас уже двоих убили. Это был третий, - говорит он мне
извиняющимся голосом.
Каждую неделю, начиная с пятницы, по всей Германии производится сбор на
так называемую "зимнюю помощь". В пятницу, субботу и воскресенье.
Воскресенье - последний день. С утра до вечера по улицам ходят
полицейские, штурмовики и солдаты охранных отрядов с кружками и собирают
деньги.