"Людмила Петрушевская. Свой круг " - читать интересную книгу автора

Тут же была Ленка Марчукайте, девка очень красивая, бюст пятого
размера, волосы длинные русые, экспортный вариант, двадцать лет. Ленка
вначале вела себя как аферистка, каковой она и была, работая в магазине
грампластинок. Она втерлась Марише в доверие, рассказав ей о своей тяжелой
жизни, потом хапнула у нее большую сумму и ходила с этим долгом как ни в
чем не бывало, потом исчезла, вернулась без четырех передних зубов, отдала
деньги Марише ("Вот видите?" - победно сказала Мариша) и сказала, что
лежала в больнице, где ее приговорили, что у нее не может быть детей.
Мариша еще более ее полюбила, Ленка у нее только что не ночевала, но без
зубов это уже было другое, не экспортное исполнение. Ленка с помощью Сержа
устроилась лаборанткой в его 36-процентном отделе, вставила себе зубы,
вышла замуж за еврейского мальчика-диссидента Олега, который оказался сыном
известной косметички Мэри Лазаревны, и в этой богатейшей семье Ленка была
некоторое время как бы нашим лазутчиком, со смехом рассказывала, какая у
Мэри спальня, какие шкафы, за каждый из которых можно прожить жизнь в
долларах, и что Мэри подарила ей еще. Мэри баловала Ленку и говорила, что
ее кожа - это естественное богатство. Кожа у Ленки была действительно
редкой природной тонкости, белый жир и красная кровь давали небывалое
сочетание даже в разное время дня, все равно как закат или восход, а губы у
нее вообще были красные как кровь. Такая же кожа бывает сплошь у всех
детей, у моего Алешки, например. Но Ленка обращалась с собою
пренебрежительно, бегала по разным притонам, как вертихвостка, себя не
ценила и наконец объявила, что ее Олег уезжает со всеми своими через Вену в
Америку, а она не поедет - и не поехала, разошлась с Олегом, стала
отличаться тем, что, придя в дом, тут же садилась к кому-нибудь из мужчин
на колени и прекрасно себя чувствовала, а бедные наши мальчики, хоть мой
Коля, хоть стукач Андрей, криво при этом ухмылялись. Только Сержу она не
рисковала садиться на колени, Серж был неприкосновенным, да еще тут же
находилась Мариша, обожаемая Ленкой, и над Маришей смеяться Ленка не могла,
как она смеялась над всеми нами и над молодой женой Андрея-стукача, которая
вспыхнула и ушла на кухню, когда Ленка плюхнулась на колени к Андрею,
ничего при этом не подразумевая. Эта жена Надя была еще моложе Ленки, ей
вообще было восемнадцать лет, а дать ей можно было пятнадцать, худая,
тонкая, рыжая, испорченная по виду школьница, на это только и мог клюнуть
Андрей, который давно был известен благодаря болтливости своей казенной
жены Анюты как полный импотент, которому ничего не нужно. Испорченная-то
Надя испорченная, но вышла замуж и стала баба бабой, откроет пасть эта
нимфетка и поет: то-то она сварила, так-то Андрей пил и она его не пускала
больше пить, то-то они купили. Единственное, что при ней осталось от ее
испорченности и извращенности, - это выпадающий глаз, который при каких-то
неловких движениях выскальзывал из орбиты и вываливался на щеку, как яйцо
всмятку. Страшное, должно быть, зрелище, но Андрей с этим носился, возил
Надю, державшую глаз на ладони, в больницу, там им этот глаз вправляли, и
вот в эту ночь Андрей, я думаю, бывал на высоте. И с предыдущей, Анютой,
Андрей жил ради волнующих моментов ее припадков, когда он возил ее,
закутанную в одеяло, в "скорых помощах" из больницы в больницу, пока не
выяснилось, что у нее так называемая ядовитая матка. Эта ядовитость
Анютиной матки имела хождение в нашем кругу, и на Анюте и Андрее лежала
печать обреченности. У всех у нас уже были дети, у Жоры трое, у меня Алеша,
и стоило мне не появиться в доме Сержа и Мариши недели две, как по рядам