"Вардгес Петросян. Письма с полустанков детства " - читать интересную книгу автора

Мы переглянулись. И долго друг на друга смотрели.
А тогда этого и не заметили... Шел тысяча девятьсот сорок третий год,
нам троим вместе было тридцать шесть лет. И я только теперь понимаю, что в
ту пору, когда нам троим было тридцать шесть - и не порознь тридцать шесть,
а всем вместе - в ту пору мы были хорошими ребятами, даже очень хорошими...
А война продолжалась, и товарищ Поладян продолжала вбивать в наши
дурные головы, что деепричастные обороты выделяются в предложении запятыми,
что нужно писать Киликия, а не Киликья, что Аракс - не только имя нашего
одноклассника Аракса Магакяна, но и название самой крупной в Армении реки и
что приличный почерк человеку не мешает иметь даже в военную пору.
Одета товарищ Поладян была всегда опрятно, но однажды я заметил, что ее
платье на локтях искусно залатано, а в школу она вот уже три года ходит в
одних и тех же туфлях.
Наступила весна. Теперь мы зябли поменьше, зато есть хотелось еще
больше. А товарищ Поладян все еще обрушивала на наши головы свой приговор:
"Завтрака не получишь". Но эта фраза нас уже не страшила. Как-то уж само
собой вышло, что каждый, кто получал добавочный пирожок, возвращал его на
перемене законному владельцу. Конечно же, тайком от товарища Поладян. Добрым
оказался почин Каро...
Той весной закончилась война. А в шестом классе товарищ Поладян не
должна была нам преподавать. "Мы в шестой перешли, а товарищ Поладян в пятом
застряла", - острили мы, избавясь наконец от ее грозного образа.
...А несколько лет назад я вдруг случайно узнал, что товарищ Поладян
неизлечимо больна. Я сумел разыскать только Каро и Рубена - купили цветов,
конфет и пошли ее проведать. Жила она все в том же двухэтажном доме, в
темном подъезде которого мы трижды поджидали ее, чтобы "облаять" и
"обмяукать"...
Постояли несколько минут в подъезде - прошло как-никак двадцать пять
лет, - закурили. Мы с Каро переглянулись. "Это ведь твой план был, -
вспомнил Каро. - Расскажем, рассмешим ее".
Товарищ Поладян лежала в крохотной комнатенке, набитой всяким старьем,
книгами, стопками связанных тетрадей. Поначалу она нас не узнала, а когда
узнала, глаза ее наполнились слезами. Мы не знали, как быть, - застыли перед
ней, как двадцать пять лет назад. И не скажи она сквозь слезы: "Садитесь,
ребята", - мы бы не сели. Я впервые видел ее слезы. Вся она как-то высохла,
стала совсем маленькой, а взгляд ее, хоть она и плакала, был прежним -
строгим и сосредоточенным.
Из кухни вышла девушка лет двадцати - двадцати двух. "Арменуи, из моих
последних учеников", - сказала Поладян. Девушка молча подала нам кофе, а
товарищ Поладян протянула какие-то цветные таблетки. "Мне уже лучше,
Арменуи, - улыбнулась учительница. - Вот они, мое лекарство", - указала на
нас глазами. Она и в самом деле была нам рада, и мы потихоньку
разговорились. И Каро, конечно, рассказал о коварном плане отмщения, который
мы так и не осуществили... Над кроватью висел поблекший рисунок - он
показался мне чем-то знакомым, и я внимательно в него всмотрелся. "Это
Полис, - сказала больная и указала пальцем на один из домов тесной улочки. -
Здесь я родилась. Семейство у нас было большое, очень большое..." - "Я
побывал в прошлом году в Полисе, - сказал я. - Очень красивый город". Взгляд
учительницы стал задумчивым-задумчивым. "Сейчас Арменуи угостит вас
завтраком", - помолчав, сказала она. Мы переглянулись, заулыбались.