"Михаил Петров. Гончаров и маньяк ("Гончаров") " - читать интересную книгу автора

одного деревца. Речные порты? Вряд ли. Во-первых, они немноголюдны, а
во-вторых, от них до леса расстояние довольно приличное. Что же остается? А
остаются санатории и дома отдыха, расположенные непосредственно в зеленой
зоне. Но боже мой, сколько их у нас! Никак не меньше двух десятков.
Караулить его там - все равно что искать иголку в стоге сена. Только время
зря потратишь, а результат окажется нулевым. Да и то сказать, дело близится
к холодам, и вряд ли найдутся желающие прогуляться по сугробам. Впрочем,
кто их, баб, знает. Мужик он видный, немного смахивает на Мефистофеля.
Почему бы с таким не закрутить роман молоденькой дурочке?
Так ничего толком и не решив, в пятом часу Шульгин добрел до дома.
Бомжики по-прежнему сидели на лавочке и грелись, но теперь уже не в
солнечных лучах. Изнутри их подогревала водка, о чем свидетельствовала
пустая бутылка, рачительно помещенная в пластиковый пакет. Откликнувшись на
их просьбу, Шульгин отдал им добрую половину сигарет и вошел в подъезд.
Сквозь круглые дырки почтового ящика он заметил письмо.
И кому-то еще не лень писать, открывая дверцу, вяло подумал он.
На простом конверте без марки детским округлым почерком значилось:
"Анатолию Борисовичу Шульгину. Лично в руки".
Заранее предчувствуя недоброе, он торопливо разорвал конверт, и
первое, что увидел, был фоторобот, вырезанный из газеты. К нему прилагался
текст, написанный все той же детской рукой.
"Уважаемый Анатолий Борисович! Спешу поблагодарить вас за жесткий, но
необходимый урок. Теперь я буду работать гораздо аккуратней и
осмотрительней. Наверное, вы не откажетесь от своей дурной мысли и
по-прежнему будете искать встречи со мной. Хочу вас сразу предупредить - ни
на вокзалах, ни в домах отдыха или в санаториях я не появлюсь. Так что не
тратьте напрасно время и деньги. Людных мест в нашем городе полно, за всеми
не уследишь. А впрочем, как хотите, всегда буду рад встрече с вами, равно
как и с вашими коллегами. Передавайте мой поклон Аркадию Михайловичу
Рейпину, а в особенности господину Крымову. С ним бы я тоже хотел
встретиться в первую очередь. За ласковый привет будет и ласковый ответ. До
скорого свидания.
P.S. Кланяйтесь дочери, и от меня ей мой портрет. Наша встреча не за
горами".
Потея от страшного предчувствия, в несколько прыжков Шульгин взлетел
на второй этаж и трясущимися руками открыл дверь.
- Что с тобой, папа? - удивленно выглядывая из комнаты, спросила дочь.
- Танюшка, ты здесь, ты дома, - схватил он ничего не понимающую,
испуганную девочку и, крепко стиснув, прижал ее к груди. - Слава богу!
Живая, живая, Танюшка ты моя ненаглядная, пичуга ты, моя маленькая.
- Да что с тобой, отец? Может быть, ты все-таки объяснишь, что
происходит?
- Ничего, все нормально, все будет хорошо.
- Папа, мне страшно от этих слов и твоего поведения. Нам кто-то или
что-то угрожает?
- Потом, девочка моя, потом, дай дух перевести. Я сейчас...
Чувствуя, как сердце заходится от бешенства и бессилия, Шульгин
выскочил на улицу и рухнул на скамью напротив веселых бродяг.
- Э-э-э! Что с тобой, дядя? - встревожился и подошел один из них. -
Может, тебе в больничку надо, так это мы мигом позвоним.