"Михаил Петров. Гончаров и дама в черном (Гончаров) " - читать интересную книгу автора

заинтересовался старший. - Давно он здесь проживал?
- Этого я точно сказать не могу, а вот зовут его Петр Арбузов.
- Петька, что ли? - радостно вскочил доходяга, но, получив от товарища
локтем по колену, тут же замолк и виновато сел. - Нет, не знаем такого.
- Нет, не помним такого, - уточнил старший.
- Не помним, - горестно вздохнул и поддакнул ему доселе молчавший
толстенький старичок. - Годы уже не те, какая теперь память?!
- Да, что и говорить, дырявая стала память, - кивнул дохляк и
заговорщицки посмотрел на нас. - Что-то помнишь, а что-то и нет, как-то
урывками.
- Это ты прав, Сеня, - кряхтя, согласился старший. - Оно конечно,
когда выпьешь, то полегче становится, да и память освежается.
- Это уж точно, Петрович, - важно согласился с лечением склероза
Сеня. - Особенно хорошо помогает портвейн номер пятнадцать.
Невольно засмеявшись и по достоинству оценив ухищрения стариков, я
купил им бутылку чудодейственного лекарства и приготовился слушать их
воспоминания.
- Петька-то постарше меня лет на семь был, и поэтому еще в тридцать
восьмом его загребли в армию, - глотнув из бутылки, сообщил Сеня. - А
вернулся назад только в пятьдесят шестом. Приехал в офицерском мундире, но
без погон и наград, и это нас сразу насторожило. Хоть он и говорил, что
служил в Германии в чине майора, а потом будто был разжалован до рядовых за
то, что изнасиловал немку, всерьез ему никто не верил. Как было быдло
деревенское, так и осталось. Потом-то все выяснилось, от людей, да особенно
ведь в деревне ничего и не скроешь. Вертухаем он служил, вот как.
Правда, одеваться он начал с шиком - пиджак, туфли, шляпа и все такое.
Купил аккордеон, мотоцикл и фотоаппарат. Так и рассекал все лето по деревне
на этом мотоцикле в пиджаке и с фотиком через плечо. Ему уж председатель
говорит: "Хватит, Петруха, отдохнул, покуражился, пора и за работу браться.
Приходи, мол, в правление, что-нибудь для тебя придумаем".
А он только посмеивается: "Без надобности, говорит, мне ваша работа.
Как-нибудь без вас проживу". По газам - и только пыль от него осталась.
Жили они тут неподалеку. Видишь дом под красной крышей? Там его
сеструха, Катерина, и по сей день с дочкой живет. Старая уже.
- Кто - Катерина или дочка?
- Да и та и другая. А Катерина красивая была, - с сожалением вздохнул
Петрович, вспоминая безвозвратно ушедшую молодость. - Огонь-девка. Вышла
замуж в апреле сорок первого. Только-только восемнадцать стукнуло. Пожить
еще не успели, как в июле ее Володьку призвали, и больше она его не видела.
Только-то от него и осталось - дочка Люба да одно треугольное письмо.
Спервоначала их пять человек в том доме проживало: отец Геннадий
Степанович, мать Ольга Ивановна, сам вернувшийся Петька да две сестренки.
Про одну я уже говорил, а вот вторая, Светка, она поздно родилась, наверное
году в пятидесятом. Последыш. Можно сказать, еще молодуха. Но она тоже
давно уехала, еще в восьмидесятом годе, вместе с Петькой. Катерину-то он с
собой не взял, потому что жуть как они друг друга не любили, а вот Светку
увез, шибко она к нему ластилась.
- А куда, в какое место они уехали?
- А черт их знает, - простодушно ответил дед. - Как мамку схоронили,
так и подались. То ли в Сызрань, то ли в Самару, а кто говорит, что в