"Михаил Петров. Гончаров приобретает популярность (Гончаров #14) " - читать интересную книгу автора

за русский народ, значит, голову положил. Это тебе что, не доброта разве?
А про отца его, Манькиного деда Алексея Михайловича, я вообще молчу.
- Зачем же молчать, я с удовольствием тебя выслушаю.
- Тогда давай уж спервоначала помянем весь их крюковский род. Теперь-то от
них никого не осталось... - разливая наливку, опять всплакнула баба Люба.
- Была еще у них Зойка, шустрая такая вертихвостка, так та вскоре после
войны в город подобралась, а потом и вообще в Москве окопалась. Так мы ее
и видели. Только письма иногда посылала, а в восьмидесятом аккурат за
границу укатила. Но она не их породы, не крюковской, нерусская какая-то.
Ну давай, Константин, за Крюковых. - Мелкими глоточками опростав стопарик,
она закусила конфеткой и продолжила свой рассказ: - Дед, Алексей
Михайлович, говорят, настоящей русской души был человек. Не побоялся один
против пяти вооруженных бандитов встать. Ты церкву нашу видел?
- А как же ее не увидишь, конечно видел.
- Ну и как она тебе? Глянется?
- Кому ж она может не глянуться? Красавица, что белая лебедь в синем небе
плывет. На нее посмотришь - и жить охота.
- Это ты правильно сказал, белая лебедь. Эту-то белую лебедь и хотели
забить в двадцать втором, да так, чтоб камня на камне не осталось. Тогда
все церквы грабили, чтоб хлеб за границей купить. Вот оно как. Кабы не
Алексей Михайлович, не осталось бы нам такой красоты. Он батюшкой при ней
состоял, священником, значит. Накануне вечером добрые люди ему донесли,
что назавтра в гости пожалует НКВД или чекисты и будут грабить церкву.
Сожгут лики святых, чтобы забрать их серебряные и позолоченные оклады.
Целую ночь Алексей Михайлович прятал церковное добро, а под утро раздал
селянам все иконы, но уже без окладов. Когда пришли варвары, то церковь
была пуста. Тогда они озлобились и сказали, что если он не отдаст добро
по-хорошему, то они порушат купола. А Алексей Михайлович не испугался и
грудью встал на их пути. Вот тогда-то они его и убили. Залпом в него
стрельнули и ушли, правда, ничего не тронули. Видно, совестно стало.
Говорят, что потом его всем селом хоронили, а село наше тогда было
большое, не то что сейчас.
Вот такие они были, Крюковы. Манька-то родилась, когда деда уже не было,
но она все равно его сильно любила. Всех наших стариков про него
расспрашивала, а кто что про деда знал, то записывала. Наверное, сто
тетрадей испортила.
- Вот как? - уцепился я за едва уловимую мысль. - А где эти тетради сейчас?
- Откуда ж мне знать. Она раньше хотела музей сделать. Ну не только про
деда, про все наше село, а потом и село-то кончилось. Она сильно
переживала, и в район и в город ездила, пороги сбивала, да только никому
до нашего Белого никакого дела не было. Манька оттого даже заболела, всю
зиму с койки не вставала и перестала об этом говорить.
- Баба Люба, а ты не знаешь - те церковные ценности, что припрятал ее дед,
нашлись или до сих пор лежат в тайниках?
- А кто их находил? Никто. Алексей Михайлович один их прятал, до лучших
времен, когда люди образумятся и подобреют. А только, видно, зря все это...
- Где жил священник? Где был его дом?
- Так вот же он. - Через окно она показала на осиротевший теперь дом Марии
Андреевны. - Маня там жила.
- Что-то не похож он на поповский дом, - недоверчиво пробормотал я.