"Григорий Петров. Не сторож брату своему (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Искупить свою вину! Есть постановление. Всем, кто был в Германии, отработать
четыре года на родине.
После этого рассадили всех по вагонам, заперли двери, и состав тронулся.
И вот однажды под Вяткой, в Кайских лесах, на первый комендантский лагерный
пункт прибыл этап. Поселили людей в бараках, места всем хватило - нары с
двух сторон в два этажа. По ночам, правда, холодно - осень уже глубокая. Но
если растопить печь, жить можно. И еще вот крысы. Их такое множество, что
ничего поделать с ними нельзя. Бегают прямо по людям. С первых же дней вновь
прибывших стали выгонять на работу - разгружать платформы с лесом.
Как-то на разгрузке двое заключенных о чем-то поспорили. Один все кричал,
горячился:
- Они думают, если я здесь, в лагере, так я ничто! А я, может быть,
дворянин! По материнской линии... Старинный род! Прямые потомки Рюриковичей.
Есть документы! Огромные поместья! У меня и печать с гербом есть.
Другой его успокаивал:
- Да будет тебе! Кому нужны твои поместья?
Поговорили они так и разошлись. Один из них, тот, что успокаивал, был
Никифор Савельев, Никиша.
Дней через десять новеньких стали разводить по лагерным пунктам. Большинство
- на лесоповал, шесть километров туда и шесть обратно. Никише, правда,
повезло - попал в механические мастерские. С шести утра до шести вечера
отпиливать грани у гаек. Вечером перед сном - черпак жидкой баланды и
кусочек хлеба. Этого, конечно, было мало. Никиша стал менять вещи и одежду,
которые привез из Германии. Вскоре весь его трофейный запас кончился.
Особенно доволен был вольнонаемный слесарь Семенчук из депо. Ему досталась
куртка с меховым воротником, потом немецкая рубашка. И все за несколько
кусков сала.
- Ну что? - спрашивал Никишу начальник лагерного пункта Мордачев.- В
немецком плену лучше было?
- Нет, здесь лучше,- отвечал Никиша.- Все-таки дома, на родине.
Он вспомнил, как стояли на границе - там меняли состав, и он увидел
мальчишку, похожего на Досю тех, довоенных лет. Мальчишка стоял и смотрел на
лагерников, а на голове у него был какой-то смешной веночек из ромашек.
Никиша чуть не заплакал тогда. Потом какие-то девочки на откосе махали
поезду руками. "Так только в России и машут поездам,- думал тогда Никиша.
- Нет, здесь лучше...
Только напрасно он так бодрился. Зиму он еще кое-как протянул, а весной не
выдержал, слег. Отправили его в лагерную больницу. На верхние нары в
больничном бараке Никиша забраться уже не мог, сил не было, положили его
внизу.
В первую же ночь увидел Никиша брата Досю, да как-то странно, ничего понять
было нельзя. То будто Дося на небесах в светлых одеждах, то в берлоге
какой-то вроде как в звериной шкуре. Никиша тогда еще подумал: "Хоть бы
Серафиму удалось его разыскать... Где-то он теперь?"
А Серафим в это время был далеко от Вятки - в глухих сибирских лесах.
Который день бродил он по лесным дорогам. Наконец в одной деревне ему
сказали: есть, мол, такой отшельник, на берегу реки его жилище. Забрался
Серафим в самую чащу. И вот видит - на полянке, на пенечке сидит человек.
Балахон на нем какой-то истрепанный, в руках корзиночка с грибами. Весь
заросший, стариком кажется, хотя видно, что не старый еще. Вышел к нему