"Сомнамбулист" - читать интересную книгу автора (Барнс Джонатан)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Профессиональные уличные художники — феномен относительно недавний. В Лондоне они появились лишь с того момента, когда блюстители улиц и магистралей из соображений экономии перешли от причудливой непрактичности булыжника к асфальту. Ко времени последнего дела мистера Муна рябой и щербатый лик старого города уступил место асфальтовой безупречности нового века. Соответственно, в город хлынули бродяги и проходимцы, зарабатывающие на кусок хлеба изображением из себя уличных художников. Особо вредная порода заработала прозвание «мазилы». Так называли бедолаг, чье состояние немногим отличалось от обычных нищих. Не обладай мазилы крохой таланта, они, несомненно, торговали бы спичками или сидели с протянутой рукой и пустым взглядом.

На другой день после смерти Вараввы мистер Дэдлок прокладывал себе путь через толпы народу, почему-то решившего именно сегодня утром запрудить улицы Лаймхауса и перегородить ему дорогу. Все они толкались и пихали друг друга, словно какая-то футбольная команда с дальнего Ист-Сайда, пробивающаяся после матча к бару за выпивкой. Может, приключился религиозный праздник, какое-то всеобщее языческое торжище или что там еще, от чего на улицах некстати образовалась подобная сутолока и беспорядок. Обливаясь потом, человек со шрамом добрался до знакомой лавки, где ему пришлось остановиться и перевести дыхание. Годы регбистской славы остались далеко позади. Теперь она принадлежала другим, более молодым, здоровым и тренированным.

В нескольких шагах от двери сидел мазила. Почти гротескно неряшливый, он нехотя елозил мелком по мостовой. Дэдлок торопливо прошел мимо, не желая даже намеком выразить, будто мог заинтересоваться столь примитивным творчеством, однако тренированное боковое зрение заставило его притормозить.

Сморщив нос от вони, человек со шрамом сверху вниз посмотрел на мазилу.

— Мы знакомы?

— Опасность,— прошипел бродяга, затирая буквы на асфальте.— Опасность.

— Опасность? Что за опасность?

— Опасность.

Дэдлок смерил его надменным взглядом.

— Ты пьян.

— Вы не узнаете меня, сэр?

Сотрудник Директората презрительно фыркнул и уже почти собрался продолжить путь, но тут образ нищего вызвал у него какое-то неприятное воспоминание. Он присмотрелся ближе.

— Грищенко? Это вы?! Мазила глуповато кивнул.

— Какого черта вы тут сидите?

— Опасность,— серьезно повторил тот.— Опасность.

— Вы уже сказали.

— Опасность. Дэдлок закатил глаза.

— Сотрите с морды эту грязь и идите за мной. Что бы там ни было, расскажете все внутри.

Бродяга поднялся на неверные ноги и последовал за помпезно вступившим в лавку Дэдлоком. Внизу за круглым столом уже сидел мистер Скимпол, злой и нетерпеливый. Человеку со шрамом даже почудилось, будто альбинос нынче выглядит как-то особенно болезненно. Хотя он и так всегда отличался бледностью кожи.

По прибытии коллеги Скимпол жестом отослал группу гражданских служащих в гриме китайцев, сгрудившихся вокруг него в ожидании, пока он ознакомится с их отчетами, подпишет прошения и даст добро на организацию новых заговоров и интриг.

— Это кто? — с подозрением взглянув на мазилу, поинтересовался альбинос. Тон его с тем же успехом мог адресоваться и кошке, приволокшей на диван в гостиную задавленную, но еще истекающую кровью мышь.

— Это мистер Грищенко,— пояснил Дэдлок.

Мазила рассеянно кивнул. Он имел воровато-испуганный вид и постоянно зыркал по сторонам, словно во всех углах его подстерегала какая-то незримая опасность.

— Один из твоих? — презрительно уточнил Скимпол.

— Один из моих,— без тени смущения ответил человек со шрамом.

— Кто?

Дэдлок понизил голос до абсурдного театрального шепота.

— Он наш «крот» у русских. Двойной агент.

— Какого черта он здесь делает? Мне кажется, что история со Слаттери должна была чему-то научить не только меня!

— А мне кажется, у него для нас есть информация.— Дэдлок кивнул на кресло и рявкнул: — Садитесь!

Грищенко, все еще поскуливая и не до конца избавившись от грима бродяги, повиновался.

— Зачем вы пришли? — резко спросил человек со шрамом.— Почему такой нелепый маскарад?

Грищенко заговорил. Медленно и тщательно подбирая слова. Вероятно, словарный запас его устарел, и потому речь агента грешила некоторой аляповатостью.

— Я должен предупредить вас,— начал он.— Я пришел сюда в самом лучшем своем гриме, ибо те, кто преследует меня, опасны весьма. Вероятнее всего, наблюдают за нами даже сейчас. Мне нет возможности позволить себе раскрыться им как Грищенко. Вы понимаете?

Дэдлок скрестил руки.

— Здесь вы в полной безопасности, смею вас заверить. И я подозреваю, что мы с мистером Скимполом более чем способны постоять за себя.

— Нет-нет,— внезапно оживился Грищенко.— Конечно, я понимаю, что мои соотечественники не соперники людям столь отважным, как вы. Но не они преследуют меня. Не русские. Нет, сэр, этих людей вы не знаете, хотя, думаю, об их деятельности вы имеете осведомленность. Они сильны, господа. Они обладают очень большой властью. Они давно уже затевали заговор против города. Думаю, вы знаете, о ком я.

— Возможно,— ровно ответил Скимпол.

— Мы слышали кое-что. — Кивок Дэдлока вышел немного резче, нежели у его коллеги.— Мы будем вам благодарны за любую информацию. Директорат — могучий союзник. Мы можем гарантировать вашу безопасность. Кто эти люди? Как они себя называют?

— Нет у их сообщества названия, сэр, но я уверен, что они не остановятся ни перед чем. Они наняли того самого ирландца, Слаттери, чтобы убить вас. Я знаю, что он потерпел неудачу, но они непременно попытаются еще раз. Не остановятся они, пока Директорат не будет побежден и уничтожен.

— Вы-то откуда знаете?

— Мистер Дэдлок,— прошипел русский,— я знаю это потому, что они пытались перевербовать меня.

— Вас?

— Меня,— повторил Грищенко с некоторой гордостью.— Конечно, я отказался. Я швырнул их грязные деньги им же в лицо. Я — человек принципа.

— Без сомнения.

— Это не все.

Дэдлок кивнул, выражая согласие слушать дальше.

— Со мной у них ничего не вышло, но с другим человеком им повезло. Со старинным моим помощником.

— То есть?

— У них есть «крот».

— Крот?

— Опаснее людей не бывает. И теперь этот человек, этот убийца, которого мы сами в вашу страну заслали много лет назад, перешел на их сторону.

— Кто? — рявкнул Дэдлок.— Назовите имя!

— У него много имен.— Русский досадливо пожал плечами.— Настоящее имя давно утрачено.

Дэдлок нахмурился.

— Но у него есть оперативный псевдоним,— просиял вдруг Грищенко.

— Назовите.

Агент пробормотал что-то, похожее на «мангуст».

— Мангуст? — недоверчиво переспросил Скимпол. Дэдлок подавил смех.

— Мангуст?

Русский снова пожал плечами.

— У нас просто кончались клички.

— Это имя ничего для меня не значит,— фыркнул человек со шрамом.

— Он уже убил несколько десятков человек и ни разу не потерпел неудачи. Это самый страшный человек, мистер Дэдлок. И будьте уверены, джентльмены, он за вами придет.

— За нами? — отозвался Скимпол. Грищенко горячо закивал.

— Как бледный всадник,— прошептал он.— На бледном коне.

Скимпол вздрогнул. Русский с трудом поднялся на ноги.

— Я должен идти,— сказал он и поспешил к двери, на ходу поправляя грим.

— Подождите,— окликнул его альбинос, но Грищенко никак не отреагировал.

Он остановился перед дверью.

— Будьте бдительны. Обещайте мне, господа. Будьте бдительны.— С этим последним афористическим советом он проследовал наверх и вскоре растворился в толпе.

— Мы должны были задержать его,— воскликнул Скимпол.— Забрать. Допросить как следует.

— Пусть идет. Он рассказал нам все, что знает.

— Ты веришь ему?

— Похоже, он рисковал жизнью, предупреждая нас. Честно говоря, мне кажется, нам и вправду следует ожидать самого худшего.

— Кто эти люди? — сердито спросил Скимпол,— Чего им надо? Господи, если бы мы не потеряли Бэгшоу!

— Ты плохо выглядишь. Иди-ка домой. Я буду тебя информировать о ходе расследования.

— Я лучше останусь.

— Иди,— настойчиво, хотя и довольно сердечно повторил Дэдлок.— Но будь осторожен. Мы оба должны быть осторожны. Похоже, с этой минуты в Директорате объявляется осадное положение.

«Удавленник» открывался рано. Даже заглянув сюда сразу после десяти, Эдвард и Шарлотта Мун оказались далеко не первыми посетителями. Сию сомнительную честь поделили местные завсегдатаи, в данный момент расправлявшиеся со второй, а то и третьей кружкой. Шарлотте не нравился мускусно-пивной, мужской запах паба, а мистер Мун вроде и не замечал его. Поманив сестру к шаткому табурету у стойки бара, он заказал им выпивку.

— Видишь — они отстраивают театр заново,— кивнул он, садясь рядом с сестрой.

Шарлотта взглянула в окно. По ту сторону площади темнела выгоревшая оболочка театра, и группы рабочих уже ползали по его останкам, как мухи по трупу.

— Это не слишком удобно, Эдвард. Мне кажется, лучше было бы нам некоторое время не видеться.

— Дело не терпит отлагательства.

— Я занята.

— Чем? Опять «разоблачение»?

— В Бермондси есть дама-медиум, которая утверждает, будто может силой мысли передвигать предметы, и поднимает в своей гостиной мертвецов.

— Ты думаешь, она шарлатанка?

— Предметы двигаются при помощи ниток, покойники — ее помощники в белых простынях и марле.

— А вот я недавно на личном опыте убедился, что ничему не верить так же опасно, как верить всему.

— Кончай разглагольствовать и объясни, зачем ты меня сюда вызвал.

Мистер Мун достал из портфеля пухлый конверт.

— Хочу попросить тебя об одолжении. — Он смущенно сглотнул и аккуратно разложил на столе пачку документов.— Мы с Сомнамбул истом тоже не сидели сложа руки. Пока ты гонялась за столовращателями, мы занимались моей навязчивой идеей.

— Хонименом?

— Ты знаешь о его матери? И о Филипе Данбаре — второй жертве Мухи? Обе исчезли. Бесследно растворились в городе.

— Люди постоянно пропадают.

— Я выяснил, что обе эти женщины стали известными фигурами в небольшой, но чрезвычайно богатой религиозной общине, называющей себя Церковь Летней Страны.

— Я слышала о них.

— Слышала? — изумился Мун.

— Глупое название, конечно же, но, судя по тому, что мне известно, они совершенно безобидны.— Она помолчала.— Полагаю, ты так не думаешь.

— Я подозреваю, что они не столь благостны, как кажутся.

— И что же навело тебя на эту мысль?

— Слишком много совпадений. Слишком много ниточек. Они связаны с Мухой, это несомненно. Их знак — черный цветок о пяти лепестках. Такой же был нарисован на его фургоне. Насколько я знаю, это практически символ их церкви. И еще Колридж.

— Колридж?

— Варавва передал мне его книжку «Лирические баллады ». Эта церковь, если она действительно церковь, основана, сдается мне, на его идеях.

— Эдвард,— вздохнула Шарлотта, словно говорила с любимым дедушкой, некогда энергичным и остроумным, а нынче впавшим в маразм.— Ты не должен верить ни единому его слову. Недаром в прессе его называют Чудовищем.

Мистер Мун побледнел и ничего не ответил. Шарлотта даже обрадовалась, когда официантка грохнула их кружки на стойку и с вызывающим видом двинулась прочь.

— Ты сказал, что тебе нужна услуга,— напомнила она, как только Эдвард сделал глоток для укрепления Духа.

— Я провел ночь в Архиве.

— Да ты там полжизни проторчал.

— Церковь Летней Страны — одна из богатейших организаций Лондона.

Шарлотта поджала губы.

— Уверен?

— Без сомнений. Они хорошо это скрывают. Мне пришлось перерыть кучу бумаг. Но след они все-таки оставили. Нужен только достаточно упорный человек, чтобы выследить источник денег.

— И что ты раскопал?

— То, что церковь финансируется практически одним спонсором. Корпорацией, которая называет себя... «Любовь».

— «Любовь»?

— Банкиры и брокеры. Какие-то толстосумы. Очень богатые и основные игроки в городе. Их полное название, хочешь верь, хочешь нет: «Любовь, Любовь, Любовь и Любовь».

— Звучит словно шутка какая-то. Мистер Мун не улыбался.

— Мы с Сомнамбулистом сходили в их офис. Он узнал это здание. Сказал, что видел, как в него входил Спейт, одетый в костюм. Причем вел он себя так, словно был там хозяином.

Шарлотта рассмеялась.

— Может, твой великан просто перепутал. Или выпил. Он похож на человека, который может надраться.

— Я не знаю человека более трезвомыслящего, чем Сомнамбулист. Кроме того, я не видел, чтобы он пил что-то, кроме молока.

— Тайна все сгущается. Представляю, в каком ты восторге.

— Ты что, не видишь — вокруг что-то происходит.

Шарлотта допила свою чашку и снова заговорила — спокойно и трезво:

— Я согласна, что тут есть нечто подозрительное. Так чем я могу помочь?

— Я нашел тебе работу в этой самой корпорации «Любовь».

— Очень предусмотрительно с твоей стороны.

— Извини. Времени мало.

— Как тебе удалось?

— Через Скимпола. У Директората есть свои способы. Шарлотта вздохнула.

— Чего ты хочешь от меня?

— Чтобы ты проникла в эту корпорацию. Нашла их связь с этой церковью. Выяснила намерения.

— Какие пустяки.

— Обо всем докладывай мне, о любой незначительной мелочи или не относящемся к делу событии.

— А ты что будешь делать, пока я буду всем этим заниматься?

— Нам с Сомнамбулистом придется заняться другим следом, но тебя я всяко не упущу из виду.— Мистер Мун достал из кармана визитку.— Вот адрес. Будь осторожна. Молю бога, чтобы ты не попала в беду.

— Беду? Какой беды ты опасаешься?

— Если мадам Инносенти права, нам осталось ровно три дня.

— Ты ей веришь?

— Я надеюсь, что это ошибка, но какая-то схема тут все же начала проявляться.

— Опять говоришь загадками,— раздраженно бросила Шарлотта.

— Я знаю,— пожал плечами Эдвард.— Но ничего не могу поделать.

Дэдлок поймал кеб, доехал до центра города и вышел посреди суматохи Пикадилли-серкус, этой Мекки сибаритов, охотников до развлечений и искателей девушек, с которыми можно весело провести время. Он не задержался отведать предлагаемых удовольствий, а направился прямиком к чопорному спокойствию Сент-Джеймс-парка, ухоженного оазиса, расположенного всего в каких-то минутах ходьбы от людской суматохи. Его клуб как раз граничил с указанным местом.

В Директорате уже несколько дней царила атмосфера тревоги. Призрак угрозы буквально витал в воздухе. Инцидент со Слаттери всполошил всех, а появление Грищенко добавило суматохи. Сегодня Дэдлок отослал «китайцев» — на сей раз, после раскрытия «Маккензи-Ку-пера», их осматривали куда тщательнее,— а Скимпол неуклюже побрел домой, мрачнее и неприятнее с виду вдвое больше обычного. С ним явно что-то происходило, однако за все годы, проведенные бок о бок в одном учреждении, человек со шрамом так и не научился сочувствовать альбиносу. Он вообще с трудом выдерживал общество тщедушного, вечно дрожащего и болезненного коллеги.

Дэдлок нырнул на узкую улочку недалеко от Пэлл-Мэлл и остановился возле дома в самой ее глубине. У дверного звонка висела латунная табличка с черными непритязательными буквами:

Дэдлок позвонил.

Вскоре к дверям пришаркал иссохший, сутулый и сморщенный старик с огромными бровями, похожими на белых мохнатых гусениц, мутировавших до невероятного размера. Они опасно нависали над глазами и придавали смотрителю странное выражение. Он сразу узнал человека со шрамом.

— Рад снова видеть вас, сэр. Добро пожаловать. Внутри Дэдлока сразу же окутали знакомые запахи,

неуловимый уютный аромат, состоявший из смеси запахов виски, портвейна, старого табачного дыма, пыльных ковров и мужского пота.

— Сегодня довольно тихо, сэр,— извиняющимся тоном доложил бровастый смотритель, принимая пальто вновь прибывшего.— Вы нынче рановато.

— Вот и хорошо. Я сразу пойду.

— Прекрасно, сэр.

Дэдлок неторопливо миновал длинный коридор и прошел в последнюю из четырех открытых комнат.

— Добрый день,— приветствовал он всех. В ответ послышалось ворчание, шепоток со стороны полудюжины джентльменов, куривших сигары, сигареты и трубки.

Дэдлок занял любимое кресло возле двери. Напротив него высокий поджарый мужчина в дорогом костюме с головой погрузился в чтение «Газетт». Совершенно неприметный, респектабельный мужчина, если не считать отсутствия обеих ног. Нижняя часть его тела кончалась вялым обрубком, безвольно свисавшим с кресла.

Справа от него устроился джентльмен, изуродованный до такой степени, что большинство из нас завопили бы или даже упали в обморок от одного взгляда на него. Человек явно пережил пожар. Половина обожженного лица собралась в бесформенные комья, волос не осталось вовсе, а кожа приобрела ярко-пурпурный цвет. Вероятно, большинство обывателей жалели несчастного, а детишки наверняка смеялись при каждом его появлении на улице, тыкали в него пальцем и пялились ему в след. Он уже наверняка привык к шуточкам, отпускаемым уличными Торговками по поводу его мужских качеств, стоило ему только приподнять шляпу, проходя мимо них. Но здесь, в самом элитарном клубе города, джентльмен имел возможность отдохнуть от косых взглядов и сидеть с высоко поднятой головой среди равных. Нынче он определенно пребывал в веселом расположении духа, возбужденно попыхивая старой трубкой из корня вереска. Дэдлок кивнул ему с той же спокойной вежливостью, с какой бы приветствовал любого приятеля или знакомого, случайно встреченного посреди города или у стойки бара. Джентльмен ответил ему кривой усмешкой.

В нескольких ярдах впереди расположился малый с черной повязкой на глазу и красной дыркой на месте носа. У соседа слева отсутствовала до локтя рука, а его тело постоянно сотрясалось в жестоких конвульсиях. Кресло чуть поодаль занимал сухопарый типе лицом, похожим не то на собачью, не то на барсучью морду. Последствие какой-то особо кровавой драки.

Дэдлок поерзал в кресле, внезапно почувствовав себя неуютно. Поддавшись искушению, он с удовольствием развязал галстук, расстегнул рубашку и разделся до пояса, демонстрируя чудовищные молочно-белые шрамы, пересекающиеся между собой. Сотрудник Директората провел пальцами по глубоким отметинам на теле, погладил их знакомые линии. Джентльмен с вересковой трубкой одобрительно кивнул. Дэдлок потянулся за сигаретой, затем снова уселся в кресло, и на лице его наконец-то появилась нечастая довольная улыбка.

Проснувшись, он огляделся по сторонам. В темной комнате не осталось никого. Поначалу Дэдлок, очнувшись лишь наполовину, удивился, почему бровастый старик его не разбудил. У него затекло тело, а суставы ныли от слишком долгого пребывания в кресле. Сотрудник Директората потер глаза, с трудом поднялся на ноги. И тут же уловил на себе чей-то взгляд.

— Кто здесь? — Его рука машинально дернулась за револьвером, обычно спрятанным в кармане жилетки... и только тут он вспомнил, как разделся до пояса из солидарности с друзьями-одноклубниками.

— Очнулся,— сказал голос.

— Кто здесь? — повторил Дэдлок.

К нему придвинулась какая-то фигура. Еще минимум двое маячили по бокам.

— Вы знаете, кто мы такие? — произнес второй голос.

— Догадываетесь? — эхом подхватил третий. Все говорили с разным акцентом, но втроем они тут же сделались узнаваемы.

— Да, я знаю, кто вы такие.— Спину Дэдлока будто усеяли маленькие живые иголочки.

— Готов поспорить, вы не верили, что мы существуем на самом деле,— сказал первый.

— Я знал.

Один засмеялся, остальные подхватили смех.

— Мистер Дэдлок?

Человек со шрамом сглотнул, решив не выказывать страха.

— Да?

— Мы кое-что слышали. Что-то насчет заговора против города.

Он прокашлялся. Попытался представить, будто зачитывает доклад одному из бесчисленных советов или комиссий, коим был вынужден время от времени отчитываться.

— Директорату известно об угрозе Лондону. У нас есть человек, который занимается этим делом. Эдвард Мун. Возможно, вы слышали о нем.

В темноте все трое одновременно отрицательно покачали головами.

— Дэдлок, нам нужно, чтобы вы сказали наверняка — это как-нибудь связано с Тайной? Тайна не затронута?

Струйка ледяного пота потекла у него по спине.

— Тайна в безопасности.

— Вы понимаете, что случится, если Тайна раскроется?

— Все это покажется бурей в стакане воды.

Он больше не мог с точностью определить, кому принадлежит голос.

— Уверяю вас, Тайна в безопасности. Даже Скимпол ничего не подозревает.

— Необходимо, чтобы все так и оставалось.

— Даю вам слово.

Даже в непроглядной темноте Дэдлок ощутил их улыбки. И улыбались они отнюдь не по-доброму.

— Тогда нам придется довериться вам.

С непонятным шорохом и тихим клацаньем все трое исчезли. Странно, но ему совершенно расхотелось вставать с кресла. Он почти сразу погрузился в новый сон, и воспоминания о встрече незаметно слились со сновидениями.

Утром Дэдлока разбудило пение птиц.

Бедный, бедный мистер Скимпол.

Вы спросите, откуда у меня столь неуместное сочувствие к тому, кто успел предстать перед вами таким подлецом? А разве не каменным сердцем нужно обладать, чтобы выказать ему сейчас сострадание? Вот он, одиноко бредет домой, в Уимблдон, неровно и тяжело дыша, шатаясь, как пьяница, пытающийся уверить себя в том, что он на самом деле трезв. Что-то ужасное сгущалось вокруг него, что-то неодолимое, роковое.

Вернувшись в свой маленький домик, альбинос первым делом чуть было не позвал сына, но вовремя спохватился. Сегодня же учебный день,— вспомнил он,— и мальчик на занятиях, если, конечно, не врет. Сейчас наверняка все на него смотрят, насмешливо перешептываются и свистят ему вслед. Скимпол понимал его. Собственные школьные дни служащего тоже состояли из сплошных насмешек, ехидных записочек, обидных прозвищ, побоев на игровой площадке, мелочных унижений. Словом, обычной детской жестокости.

Словно в ответ на непрошеные воспоминания, он ощутил новый приступ мучительной боли в желудке. Альбинос схватился за стул, шумно вздохнул, пытаясь стоять смирно и не думать о причине недомогания. Нет, Скимпол прекрасно понимал смысл склизкой тянущей боли во внутренностях, осознавал ее значение с того самого момента, как Слаттери умер на полу Директората. Его время истекало. Альбиносу оставалось всего несколько дней, и он вознамерился использовать отпущенное время наилучшим образом. Озаботиться наследством, которым можно гордиться.

Меня будут помнить, мрачно подумал Скимпол, усаживаясь на стул. Он слишком ослабел. Не в силах шевельнуться, альбинос мог лишь слушать, как кровь пульсирует в висках. Живот снова обожгла боль. Очнувшись, он увидел перед собой сына.

— Папа? Что случилось?

Огромным усилием воли Скимпол выпрямился.

— Ничего. Ничего не случилось, просто задремал, вот и все. Как дела в школе?

Мальчик неловко отвел взгляд.

— Ну иди ко мне.— Отец похлопал себя по колену.

Ребенок неловко похромал к нему и забрался на руки. Сын почти перерос подобные нежности, однако ни тот ни другой не желали так просто оставлять их старый, любимый обычай. Скимпол прижал мальчика к себе, стараясь ничем не выдать собственных страданий, и запел вполголоса знакомую, любимую с детства колыбельную. Ребенок улыбнулся, рассмеялся. От мягких звуков отцовского голоса все ужасы школы отступили на второй план, и на краткий сладостный миг лицо мистера Скимпола тоже озарила счастливая улыбка.

Помните, в самом начале моего повествования я пообещал несколько раз откровенно солгать. Буду честным и признаюсь: это как раз один из таких моментов. Все, что вы сейчас прочли об отношениях мистера Скимпола и его калеки-сына,— чистейшая выдумка.

Правда, я жутко сентиментальный старик?

Но вернемся к правде.

Со стороны могло показаться, будто Сомнамбулист почти никогда не ест. Действительно, удовольствия обеденного стола были ему совершенно чужды. Он мог целыми днями, а то и неделями куска в рот не положить. Но порой, если великану требовалось подкрепиться, он уж ел так ел.

Поздним утром, на следующий день после смерти Вараввы, он сидел в ресторане отеля, лениво наслаждаясь завтраком, отправляя в рот розовые полоски бекона, забрасывая в глотку яйца, помидоры, сосиски и жареный хлеб. Заливал он все, разумеется, пинтами молока. Мистеру Муну потребовалось куда-то отлучиться, а потому в его отсутствие Сомнамбулист с удовольствием расправился и с порцией Эдварда. Посетители, очарованные шумным чавканьем великана, отдавали ему собственные тарелки с остатками английского завтрака. Он успел опустошить пять или шесть таких тарелок, прежде чем наелся окончательно. Заинтересовавшись составом ланча, Сомнамбулист подозвал официанта. Тот неохотно приблизился.

С презрительно-надменным выражением лица, столь характерным для британских официантов, мужчина кивнул и исчез. Правда, не утруждая себя излишней поспешностью. Вскоре отбыли и последние из посетителей, бросив на тарелку Сомнамбулиста последние ломтики бекона. Наконец в состоянии крайнего возбуждения появился сам мистер Мун. К несказанному облегчению великана, он даже не обратил внимания на уничтоженный завтрак. Впрочем, иллюзионист и присесть-то не удосужился.

— Пошли! У нас назначена встреча. Сомнамбулист с сожалением взглянул на еду, еще

оставшуюся на тарелках. Он сумел изобразить некоторое воодушевление по поводу таинственной встречи, хотя на самом деле он прикидывал, как бы залечь в спячку на пару недель.

— Нас ждут в Хайгейте,— торопил мистер Мун. Сомнамбулист пожал плечами.

— Это важно. Мне кажется, мы близки к разгадке. Великан отодвинул тарелку и встал.

— Хороший ты парень.

Вошел официант с большой кружкой молока.

— Ваше молоко, сэр.

Сомнамбулист тоскливо посмотрел на нее, но Эдвард сурово сдвинул брови.

Великан в ответ сложил свои домиком. Иллюзионист сдался.

— Возьми с собой,— проворчал он.— Выпьешь по дороге.

Спустя час они прибыли в Хайгейт. Их целью был неприметный маленький домик в стороне от дороги, прилепившийся к склону холма ровно на полпути от подножия до вершины. Подъем к нему казался практически вертикальным и начинался всего в паре шагов от того места, где Уиттингтон[28], получивший приказ вернуться, больше не смог сопротивляться притяжению Лондона.

спросил Сомнамбулист, одновременно пытаясь стереть чешуйчатые потеки молока, усеявшие его рубашку подобно первым каплям дождя, упавшим на сухую мостовую.

— Здесь жил Колридж.

Судя по выражению лица, Сомнамбулиста данное откровение не впечатлило. Он снова показал на доску.

— Помнишь книжку, которую мне оставил Варавва? Там в посвящении было имя. Некто Джиллмен. Я немного покопался в бумагах. Мне кажется, он пытался направить нас сюда.

Великан торопливо нацарапал очередное послание:

— С твоей грамматикой мне непонятно, что ты пишешь,— сварливо заметил мистер Мун.

Сомнамбулист воззрился на него так, словно хотел как следует двинуть.

Эдвард пустился в торопливые объяснения:

— Мне кажется, что каким-то образом мистер Колридж может оказаться в центре всего этого.— Он собирался добавить еще кое-что, но тут дверь распахнулась, и из дома выглянула седая женщина.

— Мистер Мун?

— Мисс Джиллмен? Очень приятно. Это мой помощник Сомнамбулист.

Великан неловко поклонился, и женщина кивнула в ответ.

— Входите же. Я приготовила чай и печенье.

Великан не ответил. На какое-то мгновение отвлекшись от перспективы еще немного перекусить, он ощутил странную, абсолютно необъяснимую уверенность: в этом маленьком неприметном коттедже, слегка пропахшем лавандой и мылом, начнется конец.