"Богдан Петецкий. Зоны нейтрализации" - читать интересную книгу автора

Я поднялся из огромного, апельсинового цвета кресла, которое тотчас же
раздулось до шарообразной формы и покатилось в угол холма, словно легкий
пляжный мячик. Три мягких бесшумных эскалатора бежали в сторону туннеля.
Каждый из них имел окраску иного цвета. На всякий случай я выбрал белый.
Персональная коррекционная аппаратура могла сама сопоставить мои зрительные
ощущения с цветом жетончика. В отличие от обычных людей нам случалось не
знать, действуем ли мы в результате собственный побуждений, или же нам
"помогает" в этом модулирующий лазерный диод размером со старинную спичку,
который каждый из нас носил в воротнике скафандра. Мы именовали эту
аппаратуру "лакеем" [В подлиннике аналогичное по назначению английское слово
"батлер"]. Она действовала точно и незаметно. По сути дела, мы редко
вспоминали о ее существовании.
Эскалатор вплыл в кишкообразный соединительный туннель, залитый
матовым, бестеневым светом. Все вокруг было идеально гладким и
невыразительным. Словно плечи новорожденного. Если бы в этом космопорту
когда-нибудь высадились пришельцы из космоса, они сразу бы получили
представление о нашей синтетической цивилизации. Ласковой и бесконтрастной.
По крайней мере, с первого взгляда.
От этой мысли мне пришлось усмехнуться. Хисс был прав. Со мной не все
было в порядке. Мне постоянно приходило в голову что-нибудь помимо
программы. Причем, без возражений со стороны корректирующей аппаратуры. И
даже калькулятора кадров в централи. Словно селекторы информации,
контролирующие соединительные каналы между нашими мозговыми полями и
психотроном, неожиданно отключали одну или несколько секций.
Это, разумеется, невозможно. Будь так, Хисс оказался бы не в состоянии
ничего выявить. Просто я помещался в границах отклонений.
Не существует идеальной стимуляции даже в отношении автоматов, тех, что
лишены даже следа белка. Конечно, могли они и с нами что-то напутать.
Впрочем, гори они огнем. Что поделаешь, если это всего лишь дефект
программы? Мне это обошлось в три недели работы. Не на устранение дефекта.
На его создание.
Да что там говорить: дефект. Мне пришлось подменить личную аппаратуру.
На все это время. И все того ради, чтобы сохранить память о любви к девушке,
которая уже любила другого.

* * *

Любовь. А как иначе назвать это? Даже, если она имела облик чисто
познавательного процесса. Без того, что люди называют горячкой. И что бывает
побудительным мотивом их действий. Такого мне бы никто не позволил. И в
наименьшей мере я сам. Если бы кого-нибудь касалось то, что я намереваюсь с
этим сделать. В конце концов, я был одним из Информативного Корпуса.
Я был им в самом деле. Я ощущал это с каждой долей уходящих секунд, в
которые мой мозг перерабатывал, или, в любом случае мог бы перерабатывать
вдвое больше информации, чем любой из величайших гениев, не соединенный с
психотроном нашей централи. Словом, всех жителей Земли, кроме той тысячи
человек, что занесена в реестры Инфорнола. Так называли Корпус в подражание,
не знаю, самое ли удачное, какой-то организации или институту правопорядка,
распущенному лет на сто. Хватит об этом. Итя знала, в чем тут дело, но она
историк. Так или иначе, каждая мысль, каждое сокращение мышц говорили мне,