"Антон Первушин. Миротворцы ("Приключения Ефима Князева")" - читать интересную книгу автора

помещении царил абсолютный, почти осязаемый мрак - но обнаженное тело, кожа
почувствовали пространство, восприняли его феноменально огромным, способным
вызвать приступ агрофобии.
- Иди.
Он снова пошел вперед, в кромешной темноте, подавляя естественное
желание вытя-нуть руки, чтобы не налететь сослепу лицом или грудью на
какую-нибудь водопроводную тру-бу. Но команды такой - вытягивать руки - от
того, кто шел позади, не последовало, и прихо-дилось сдерживаться.
Справа раздался короткий и резкий звук, словно струна лопнула. И тотчас
несколько го-лосов заговорили одновременно, наполняя пустоту негромким
слаженным речитативом на странном тарабарском языке. При этом голоса
придерживались определенного ритма произне-сения слов, и создавалось
впечатление - чем дальше, тем больше - что они не говорят, а поют.
Впереди шаркнуло, и как бы сам собой зажегся огонь, выхватив из мрака
причудливую конструкцию: тускло отсвечивающий золотом короб, опирающийся на
четыре широко расстав-ленные опоры. Более всего эта конструкция напоминала
мангал-жаровню: из тех, что можно лицезреть в летний день где-нибудь на
пляже у реки Вороны - на них готовят шашлыки или бастурму. Впрочем, и этот
короб служил жаровней, но только не для шашлыков.
Огонь - теперь было видно, что это огонь факела - сместился, и, слабо
потрескивая, пламя коснулось чего-то, что лежало на дне мангала - какой-то
бесформенной черной массы. Масса мгновенно воспламенилась, разбросав яркие
желтые искры.
- Встань на колени.
Он медленно встал на колени в шаге от короба. Угол зрения изменился, но
и из этой по-зиции легко было увидеть, что сверху на коробе, опираясь
концами на его загнутые края, лежат - не шашлыки, безусловно, - длинные
обоюдоострые клинки. Лежат в ряд - ровно двена-дцать, дюжина. Клинки эти
были длинноваты для кинжала, но в самый раз подходили под оп-ределение
"испанский" меч. Однако в отличии от испанского меча эти клинки не имели
кресто-вины, и лезвие непосредственно переходило в рукоять, в свою очередь
лишенную каких-либо украшений.
Огонь в коробе разгорелся ярко и жарко, еще расширив границы
освещаемого простран-ства. Теперь можно было различить стену, и на стене, на
высоте человеческого роста - еще один меч, но в отличие от тех, что лежали
сейчас в языках пламени, гораздо больший по раз-мерам и с непропорционально
большой крестовиной. Отблески играли на отполированном, остро заточенном
лезвии, из-за чего создавалось впечатление, будто не холодный мертвый
предмет висит на стене, а вполне живое существо, очень неуютно чувствующее
себя, стремя-щееся вырваться, освободиться, но лишенное минимальной степени
свободы, обреченное ос-таться здесь навсегда.
В малое пространство между стеной, на которой висел вертикально меч, и
коробом-жаровней, в которой продолжало разгораться пламя, вошел человек
закутанная в черное фигура. Лица человека видно не было: его скрывал низко
надвинутый капюшон. Лишь тонкие, как нить, губы и большое родимое пятно
внизу на левой щеке могли помочь идентифицировать его личность. Однако это и
не требовалось тому, кто стоял перед ним на коленях: он хоро-шо знал
человека в черном, знал задолго до их встречи здесь, во мраке, под огромным
мечом. Но все это знание не имело сейчас никакого значения, потому что над
коробом стоял не просто человек - более чем просто и вообще человек - над