"Антон Первушин. Операция 'копье' (fb2)" - читать интересную книгу автора (Первушин Антон)

ГЛАВА ШЕСТАЯ СМЕРТЬ СРЕДИ АЙСБЕРГОВ

(Экватор, Атлантика, июль 1945 года)

Капитан германской подводной лодки «U-977» Хайнц Шеффер аккуратно заточил карандаш, открыл бортовой журнал на чистой странице и сделал первую запись:

«Семьдесят девятый день похода. Координаты по секстану: 0(1(10( ю.ш., 6(12(40( з.д. Экватор. Температура наружного воздуха — 43( по шкале Цельсия. Стоит полный штиль. Облачность — ноль баллов. Идём в надводном положении. Скорость — 10 узлов».

Шеффер остановился, чтобы подточить карандаш: он любил, когда кончик грифеля остр, как игла, и не крошится при нажатии. Быть аккуратным во всём — обязанность капитана.

"В целях экономии топлива, я, посовещавшись с офицерами, принял решение под шнорхель [102] не становиться, в течение десяти часов тёмного времени следовать в надводном положении под одним дизель-мотором с одновременным подзарядом аккумуляторных батарей, а остальные четырнадцать часов в сутки — под одним электромотором — в подводном положении. По моим расчётам, мы должны достигнуть берегов Антарктиды в середине августа и иметь при этом остаток топлива не менее семи тонн".

Шеффер снова остановился. Глядя на раскрытый журнал, он подумал, что, в сущности, занимается бесполезным делом. Этот журнал никто никогда не прочитает. Скорее всего, он оставит его там — среди льдов Антарктиды, вместе с обитым цинком ящиком, который хранится у него в сейфе. Однако Хайнца с детства учили, что порядок прежде всего, и Шеффер старался следовать этому принципу даже в мелочах, невзирая на то, нужно это кому-нибудь или нет. В конечном итоге, это было нужно ему самому, потому что определённая последовательность действий: будь то регламентные работы, разборка и чистка пистолета, или ведение корабельного журнала — отвлекало и занимало, не давая депрессии и страху взять верх.

«Экипаж отмечал День Нептуна, — записал капитан строчкой ниже. — В надводном положении. Роль Нептуна на этот раз исполнял я сам. Было очень весело».

Шеффер вспомнил, как всё это происходило, и улыбнулся. Жаль только праздник оказался сорван: в самый разгар театрализованного действа послышался гул самолётных двигателей, экипажу пришлось занять свои места и срочно готовить лодку к погружению. Самолёт так и не появился, оставшись где-то за горизонтом, но настроение у всех было испорчено напрочь, и финальное действо с купанием новичков в брезентовой ванне прошло чисто по инерции, без энтузиазма. Этот самолёт напомнил всем, что для них война ещё не закончилась, что будущее темно, а перспективы туманны.

В том, что корабельный журнал никто никогда не прочитает, была и своя прелесть. Шеффер мог позволить себе доверить этим страницам самые сокровенные мысли и чувства, чего никогда не сделаешь, ведя обычный журнал, который следует предъявлять по прибытии в порт. Таким образом, журнал стал для Шеффера чем-то большим, чем просто судовой документ — он приобретал значение мемуара.

К примеру, пролистав несколько страниц назад, можно было найти довольно обширную запись, посвящённую анализу причин поражения Третьего Рейха. Будучи человеком довольно широких взглядов и не считая вождей Партии богами, Хайнц видел причины в слабой продуманности идеологии. Непримиримость отдельных доктрин, позволение оправдывать любые преступления — всё это не могло вызвать сочувствия в странах, которые теоретически готовы были стать союзниками Рейха в его борьбе с большевизмом и сионизмом. А воевать со всем миром, на два, на три фронта — это безумие, и неудивительно, что очень скоро наступил крах. В журнале на примере подводного флота Шеффер указывал, что уже за два года «победной» войны армия оказалась совершенно обескровлена — профессиональные кадры, подготовленные ещё в 30-е годы, были выбиты, а обучение новых требовало времени. Будь идеология более гибкой, опирайся она на разум, а не на предрассудки — всё могло быть совсем по-другому, а война закончилась бы несколько лет назад полной победой.

Вот и теперь, покончив с фактами и подумав немного, Шеффер стал писать то, что в обычный журнал не заносится:

"Офицеры часто спрашивают меня, что мы будем делать после того, как выполним последний приказ Адмиралтейства? Сдадимся властям или тайно высадимся на берег, затопив лодку?

Любая из этих возможностей имеет свои «за» и «против».

Само по себе затопление лодки не представляет каких-либо трудностей. Но что потом? Нам предстоит переправиться на надувных лодках на берег. Затем — уничтожить эти лодки, чтобы они не выдали факта нашей высадки. Однако резиновые лодки горят сильным чадящим огнём. Их невозможно сжечь незаметно. А закопать лодки в землю с нашим инструментом тоже непросто. И всё же предположим, что это нам удалось. Мы скажем друг другу «до свидания» и разойдёмся на тридцать две стороны. Хотя у меня есть родственники в Аргентине, я вооружён и могу говорить по-английски и по-французски, но всё же плохо представляю себе, как преодолею все трудности на долгом пути в чужой стране, будучи одетым в обмундирование немецкого подводника. И в таком положении окажемся все мы. Достаточно одному из нас попасть в руки полицейских, и капкан захлопнется для всех остальных. Неизбежность такого исхода очевидна, потому что поимка экипажа иностранной субмарины сделает честь любой полиции. После того, как мы окажемся в руках властей, нам придётся доказывать, что наш переход через всю Атлантику носил мирный характер. Однако без лодки доказать это будет очень трудно. И тогда тюремное заключение экипажа на длительный срок неизбежно.

Теперь представим себе, что мы остановили свой выбор на другой возможности и открыто вошли в порт. Наша совесть чиста. Доказательства налицо. Даже в случае неудачи мы должны довольствоваться сознанием того, что сами распорядились своей судьбой.

Наверное, я буду настаивать на варианте добровольной сдачи. Но в любом случае, последнее слово останется за экипажем…" Закончив, Шеффер перечитал написанное, удовлетворённо кивнул, закрыл журнал, положил его в непромокаемый пакет к другим документам, а пакет спрятал в сейф, случайно задев цинковый ящик, занимавший там почти всё свободное пространство. Потом сел чистить свой П-38. В лодке было душно и сыро, а потому приходилось это делать всё чаще, чтобы затворный механизм и ствольная коробка не покрылись налётом ржавчины.

Хайнц вынул магазин, отделил ствол с затвором от рамки, утопил отпирающий стержень, отделил ствол от затвора. Работал он механически, и мысли его были далеки от процесса неполной разборки пистолета системы Вальтера. Случайное прикосновение к ящику вызвало целый рой воспоминаний. Капитан вернулся к тому дню, когда получил последний приказ и отправился в это опасное путешествие, оставив в разбомблённом Берлине престарелую мать.

…Почти две недели они стояли в Киле. Командование медлило с принятием решений. Каждый день происходили налёты американской авиации. Не встречая организованной обороны, американцы вели себя нагло, пролетая на бреющем и едва ли не задевая концы мачт. Однажды бомбы упали так близко от лодки Шеффера, что чуть не перевернули её. А в другой раз штурмовики прямым попаданием утопили субмарину однокашника Хайца — спастись не удалось никому. И вот серым дождливым вечером на пирсе появился чёрный тяжёлый «хорьх», из которого выбрался человек в кожаном плаще офицера СС. Предъявив часовому пропуск, подписанный командующим флота, офицер — оказавшийся штандартенфюрером — прошёл на лодку и заявил, что привёз пакет с приказом. Его сразу же провели к капитану.

«Хайль Гитлер! — сказал штандертенфюрер, заходя в каюту Шеффера. — Меня зовут Отто Келер, и я должен передать вам приказ гросс-адмирала Дёница».

«Рад видеть вас, господин штандартенфюрер! — отвечал Шеффер. — Присаживайтесь. Хотите кофе?» «Не откажусь», — штандартенфюрер не без труда примостился на миниатюрном табурете, снял фуражку и расстегнул мокрый плащ.

Через трубу переговорного устройства Хайнц попросил камбуз приготовить две чашки кофе и выжидающе взглянул на Келера.

«Война скоро закончится, — сказал Келер. — И мы проиграем эту войну».

Шеффер насторожился. Неудачное начало. Смахивает на провокацию. В последнее время все только и говорили о решающем переломе в ходе военных действий, к которому приведёт применение нового чудо-оружия, созданного на секретных заводах Рейха. Во время краткосрочного отпуска в Берлин Шефферу даже повезло оказаться в стенах одного загадочного учреждения, курируемого СС, где ему показывали фотографии и модели необычных устройств, среди которых был, например, «генератор лучей смерти». В том учреждении царили приподнятое настроение и уверенность в скорой победе, несмотря даже на то, что в городе строились баррикады, а канонада не утихала ни на минуту. Сам Шеффер во все эти слухи не верил, полагая, что главное чудо-оружие Третьего Рейха — это министерство Геббельса, но оно, к сожалению, не способно остановить армады русских и англичан, рвущихся к Берлину. Неужели его «панические» настроения стали предметом интереса со стороны «гестапо»? Но, вроде бы, он никогда и ни с кем не делился своими соображениями на этот счёт…

«Мне рассказывали о вас, как о знающем капитане, — продолжил штандартенфюрер. — У вас отличный послужной список, и вы никогда не работали на нас. Значит, вы в точности выполните приказ своего гросс-адмиирала».

«На кого это я никогда не работал?» — с подозрением осведомился Шеффер.

«На ведомство, известное под названием „Аненербе“, — не стал скрывать штандартенфюрер. — Буду с вами откровенен. Мы не можем доверять тем капитанам, которые посвящены во многие тайны, связанные с деятельностью нашего ведомства. У них может возникнуть соблазн нарушить данное слово, ведь ставка в игре очень высока».

«Что я должен буду сделать?» — спросил Хайнц.

«Завтра вы покинете Киль и отправитесь в автономное плавание. Вы пройдёте с севера на юг всю Атлантику и высадитесь в Земле Королевы Мод, в Антарктиде. Там вы отыщете нашу базу и оставите в её подземном бункере один ящик, который я вам сегодня передам».

Келер покопался за пазухой и протянул Шефферу запечатанный конверт:

«Здесь приказ командующего, адресованный вам лично. К нему прилагается карта с точным указанием местоположения базы. На оборотной стороне записан код устройства самоликвидации. Чтобы проникнуть на базу, необходимо его отключить, а для этого требуется вручную ввести код на пульте перед входом. Открыв дверь, вы пойдёте прямо по коридору, никуда не сворачивая. Коридор закончится комнатой с довольно странным интерьером. Не обращайте внимание на стены. Ставьте ящик и уходите. Закройте входную дверь и засыпьте её камнями и снегом. Война к тому времени закончится, о чём вы узнаете по радио. После того, как вы выполните приказ, можете считать себя свободными от любых обязательств — поступайте, как сочтёте нужным, но не раскрывайте место нахождения базы».

«Всё это есть в приказе? — уточнил Шеффер. — Или я должен верить вам на слово?» «Всё это есть в приказе».

Матрос принёс кофе, и штандартенфюрер с благодарностью принял свою чашку. Шеффер повертел конверт в руках.

«Я могу узнать, что находится в ящике?» — спросил он.

«Лучше не надо, — ответил Келер. — Если вам придётся сдаться — а вам, скорее всего, придётся сдаться — вас будут серьёзно допрашивать. Чем меньше вы знаете, тем меньше узнают наши враги».

«А если лодку захватят до того, как мы достигнем Антарктиды?» «Тогда вам придётся уничтожить ящик. Лучше всего — утопить».

«В ящике технология нового оружия?» «Нет, но там находится то, что посильнее любого оружия. Мы не сумели воспользоваться этим, но когда-нибудь те, кто придут по нашим следам…» — Келер замолчал, глядя перед собой.

«Несите свой ящик, — сказал Шеффер. — Он тяжёлый? Тогда я выделю двух матросов».

«Спасибо за предложение, но я обойдусь».

Вспоминая впоследствии эту встречу и разговор, Хайнц часто задумывался о том, что штандартенфюрер Келер кого-то ему напоминает. За долгие дни одиночного плавания он даже вспомнил кого. Году в сорок втором ему на глаза попалась книжка, которую читал первый вахтенный офицер. Книга называлась «Крестовый поход за Граалем» и была издана в прекрасном переплёте с большим количеством иллюстрации. На обложке был помещён контрастный портрет автора, и Шеффер, долго мусоливший «Крестовый поход», запомнил его лицо. Келер был определённо похож на автора книги — ныне слегка постаревшего, самую чуточку обрюзгшего, с ранней сединой в волосах, но всё ещё узнаваемого.

Впрочем, может быть, Хайнц и ошибся. Ведь в аннотации к «Крестовому походу» было сказано, что автор погиб в 1939 году, во время экспедиции по горам Вильден-Кайзер. Да и звали того писателя вовсе не Отто Келер, а Отто Ран…

(Авианосец «Джон Ф. Кеннеди», Антарктида, апрель 2000 года)

Авианосец «Джон Ф.Кеннеди» бросил якоря у безымянной бухты в десяти милях от Берега Принцессы Астрид Земли Королевы Мод.

Вход в бухту перекрывали два огромных столообразных айсберга, издалека напоминавшие мощные средневековые укрепления на вершинах заснеженных гор. За ними на восемь миль с востока на запад протянулась береговая полоса, свободная ото льда и снега, глубиной мили в полторы.

Тяжёлый крейсер «Варяг» остановился в сотне миль восточнее — у мыса Седого. Такую диспозицию потенциальные противники заняли по взаимной договорённости, достигнутой в ходе диалога между контр-адмиралом Эллисоном и вице-адмиралом Долгопрудным, состоявшегося через час после инцидента с «томкэтом». Эллисон извинился за выходку своего пилота и рассказал русскому командиру, что соединение участвует в плановых учениях и собирается высадить десант на побережье Антарктиды. При этом он намекнул, что если «Варяг» прислан наблюдать за этими учениями, то помешать ему, разумеется, никто не сможет, но тогда штабу тяжёлого крейсера придётся смириться с тем, что над «Варягом» будут постоянно барражировать чужие самолёты, а корабли боевого охранения будут заходить в его зону отчуждения. Долгопрудный заверил Эллисона, что не собирается мешать учениям, а только постоит в сторонке до их окончания. Консенсус был достигнут к взаимному удовлетворению обеих договаривающихся сторон.

Ещё до того, как «Джон Ф.Кеннеди» и другие корабли соединения застопорили винты, оперативный штаб Центрального разведывательного управления начал подготовку к высадке. Джек Риан торопился прежде всего потому, что в информационный центр группировки поступил неблагоприятный прогноз погоды. Со стороны Тихого океана приближался мощный циклон, и метеорологическая служба Атлантического флота выдала штормовое предупреждение. Антарктическая осень была в самом разгаре, и с этим приходилось считаться[103]. На палубу были подняты вездеход и «спецсредства», оказавшиеся на поверку комплектом для сборки компактной бурильной установки. Всё это хозяйство вместе с отрядом морской пехоты должен был доставить в Землю Королевы Мод грузовой вертолёт СН-53Е «Супер-стэллион».

Авиакрыло совершало плановые вылеты. К «Варягу» никто из них больше не приближался, но его положение и воздушная обстановка в зоне контролировались «хоукаями». Иногда и русские поднимали в воздух свои истребители, но тоже дистанцию блюли и повода для волнений не давали.

Однако Санчес знал, что это кажущееся миролюбие. Русские прибыли сюда, чтобы помешать экспедиции — и самое «интересное» начнётся только после того, как десантирование произойдёт. Настроение офицеров авиакрыла было боевое, и это тоже не нравилось Майклу. Он предпочёл бы, чтобы его подчинённые меньше ершились и пореже обсуждали полёт Фрэда Кинга к русскому крейсеру. Он хотел, чтобы все они живыми вернулись домой, а не полегли на этом богом забытом континенте во имя каких-то невразумительных идей. Кинг, напротив, купался в лучах славы и претендовал на роль неформального лидера авиакрыла. Он подробным образом изучал подготовленную разведкой флота схему тяжёлого авианесущего крейсера «Варяг» и разрабатывал совместно с другими офицерами тактику поражения его жизненно важных узлов. Санчеса коробило от вида того, с каким азартом его офицеры «расчленяют» русский авианосец. Большинство из них никогда не бывали в районе настоящих боевых действий, а те, кто бывал, оставались при иллюзии, будто бы никто и никогда не сможет противопоставить что-либо мощи американской ударной группировки. Ни одному из них не довелось брести ночь по чужой пустыне под вой голодных шакалов. Санчес мог бы рассказать им, что это такое, но не делал этого, потому что знал — его просто не услышат. Когда-нибудь они поймут, но Майкл больше всего опасался, что понимание может прийти слишком поздно…

(Земля Королевы Мод, Антарктида, апрель 2000 года)

Роберт Фоули не впервые принимал участие в боевой операции с высадкой десанта, но никогда ещё это действо не казалось ему столь похожим на сцену из бездарного голливудского боевика.

— Пошли! Пошли! Пошли! — орал гориллоподобный сержант.

Морпехи посыпались из вертолёта, как горох из мешка, тут же разбегаясь в стороны и занимая позицию для стрельбы, словно они высаживались не на пустынный берег необжитого континента, а где-нибудь на Кубе. Связист тут же развернул полевую рацию, хотя связь на вертолёте работала нормально. В воздухе на небольшой высоте повисли ещё два вертолёта SH-3H «Си Кинг» с «миниганами» в подвесных контейнерах[104], обеспечивающие «огневую поддержку». Винты этих вертолётов, вращаясь с бешеной скоростью, подняли настоящую бурю над побережьем, и скоро стало не только ничего не слышно, но и не видно.

Когда вся эта суматоха наконец унялась и сержант доложил лейтенанту морпехов, что противник не обнаружен, Риан и Фоули вышли из вертолёта. За ними последовали и представители Госдепартамента со своими необъятными саквояжами. «Независимый эксперт» остановился и постучал каблуком по мёрзлой земле.

— Чувствую себя астронавтом, — признался он Роберту. — Здесь — как на другой планете.

— Понимаю и разделяю ваши чувства, — сказал Фоули. — Это и есть другая планета.

На Земле Королевы Мод было довольно холодно, и он поёживался, пряча руки в карманах. Лейтенант подошёл доложить Риану о состоянии дел, Джек выслушал рапорт, кивнул и велел разбивать лагерь. «Супер-стэллион» вновь раскрутил винты, чтобы лететь назад — за вездеходом и спецсредствами.

— Пусто, — заметил Риан, оглядывая берег. — И это очень странно. В середине осени на побережье обычно не протолкнуться. Пингвины, тюлени, альбатросы. И место здесь для зверья подходящее.

— Может быть, мы их напугали? — предположил Фоули.

Чувствуя, что замерзает, он начал приплясывать на месте. С одеждой он явно не рассчитал. Надо будет попросить привезти с «Кеннеди» ещё пару свитеров и шапку потеплее.

— А может быть, не только мы, — задумчиво обронил Риан. — Взгляните-ка, Роберт, вам это ничего не напоминает?

Фоули посмотрел туда, куда показывал Риан, и поначалу ничего не увидел, кроме камней и льда. Потом, чуть изменив угол зрения и сосредоточившись, отметил некую упорядоченность в наплывах замёрзшей грязи.

— Боже всемогущий, — пробормотал он. — Это колея!

— Совершенно верно, — подтвердил Риан.

Он пошёл вдоль берега, обогнул одного из морпехов, который встал навытяжку, и ступил в колею. Фоули нагнал его.

— Действительно, — сказал он, останавливаясь посреди колеи, проделанной в грязи траками тяжёлой гусеничной машины. — Наверное, эту колею оставили ещё нацисты.

— Вряд ли, — Риан усмехнулся чему-то своему, — потому что если это так, то тогда придётся признать, что не мы, а нацисты придумали пить «коку» из пластиковых стаканчиков.

«Независимый эксперт» расколупал носком ботинка землю, и Роберт увидел, что он прав: в колею вмёрз раздавленный красный стаканчик объёмом с кварту, снабжённый до боли знакомой надписью «Coca-Cola».

— Значит, здесь кто-то высаживался совсем недавно, — озвучил Фоули очевидный вывод.

Он выпрямился, снял специальные полярные очки и, щурясь от блеска льда под ярким солнцем, окинул окружающую местность внимательным взглядом, силясь отыскать дополнительные подтверждения чужого присутствия. И он их нашёл.

— Посмотрите, а это что такое? — спросил Роберт, указывая куда-то в сторону.

Справа от колеи, среди серых валунов, чернел какой-то продолговатый предмет.

— Похоже на мешок, — отозвался Риан.

Он махнул рукой, и двое морпехов двинулись в направлении «мешка». Остановились над ним. Потом один из пехотинцев присел, и было видно, как он счищает перчаткой снег. Потом он выпрямился и крикнул, чтобы оставшиеся на колее могли его услышать:

— Здесь тело! Мертвец!

Едва высадившись на берег самого южного континента, всё население которого вряд ли когда-нибудь превышало тысячу человек, экспедиция наткнулась на человеческий труп.

Громов, отправленный на разведку, вернулся быстро.

— Всё в порядке, — доложил он офицерам, собравшимся в помещении боевого информационного поста. — Они высадились на побережье. И сразу встали. Разворачивают лагерь.

— Интересно, — сказал Долгопрудный, — они так и будут делать вид, будто бы нас здесь нет?

— Они торопятся, — заметил Губанов. — По данным радиоперехвата, через два дня начнётся шторм, и полёты будут запрещены. Судя по всему, они рассчитывают управиться до прихода циклона.

— Знать бы, где находится кубышка… — мечтательно произнёс командир спецназовцев Роман Прохоров. — Уж мы бы тянуть не стали. Что по этому поводу может сказать Институт Нематериальных Взаимодействий?

Все посмотрели на Анатолия Дугова, который был приглашён на совещание штаба, поскольку по факту являлся единственным человеком на «Варяге», кто мог так или иначе предугадать действия американцев после высадки на побережье.

— Я не могу сказать, как долго американцы будут проводить поисковые работы, — произнёс он, выдержав паузу, чтобы все успели проникнуться его значительностью. — Всё зависит от того, располагают они подробной картой с координатами хранилища или нет. В пользу первого варианта говорит то обстоятельство, что американцы не стали проводить поиск по побережью, а сразу высадились в конкретном месте.

— А в пользу второго? — спросил Георгий Семёнович.

— Ричард Берд уже был здесь, но ничего не нашёл. Однако в своём отчёте, который стал нам недавно известен, указал эту бухту, как наиболее перспективное место для поиска. Там, в ста метрах от берега, лежит на дне немецкая подводная лодка довоенной постройки. Возможно, активисты ордена «Бнай-Брит» решились воспользоваться рекомендациями Берда, и тогда поисковые работы могут занять и неделю, и месяц, и закончатся без определённого результата.

— А точнее сказать вы не можете?

Дугов подумал.

— Я могу попытаться провести астральный поиск, — заявил он. — Но это требует времени.

— Астральный поиск? — Долгопрудный недоумённо воздел брови. — Что это такое? Я вас не понимаю.

— Кроме зримого мира существует ещё и незримый, — начал объяснять магистр эзотерических наук. — Любое действие на материальном плане, в том числе не совершённое, а только задуманное, находит своё отражение в незримом мире. При определённом навыке сведения об этих отражениях можно считать и проанализировать.

— Я не верю во всю эту чертовщину, но если другого способа нет, — вице-адмирал оглядел присутствующих, но те не выказали желания предложить «другой способ», — тогда попробуйте. Вдруг что-нибудь да получится…

Патологоанатом авианосца «Джон Ф.Кеннеди» по каналу шифрованной связи зачитал протоколы осмотра и вскрытия обнаруженного тела. Собравшись в штабной палатке, сотрудники ЦРУ и представители Госдепартамента слушали его в гробовом молчании.

— …При осмотре тела удалось установить, что это мужчина около тридцати пяти лет, с сильно развитой мускулатурой, погибший в результате общего переохлаждения. Имеется особая примета — на груди вытатуирована голова скалящегося тигра. Одежду, снятую с тела, удалось идентифицировать как форму сил специального назначения республики Эстония. Под подкладкой одежды обнаружены три документа. Справка, выданная Белградским Университетом и удостоверяющая, что её подателю, российскому биологу Дмитрию Чаркасоффу, разрешено проводить научные изыскания в притоках реки Лим. Незаполненное удостоверение лейтенанта Армии освобождения Косова за подписью Хашима Тачи. И паспорт на имя Николы Пияковича, гражданина Кипра, с визами на въезд в Россию и Белоруссию.

— Что бы это могло значить? — спросил Фоули после того, как патологоанатом закончил чтение.

— Наше предположение подтвердилось, — ответил за всех Джек Риан. — Здесь кто-то побывал до нас, и среди них был этот человек.

— Но кто это мог быть? По тем документам, которые обнаружены при трупе, ничего определённого сказать нельзя. Эстонцы? Албанцы? Сербы? Киприоты? Русские? Белорусы? Может быть, вы, джентльмены, сумеете ответить на этот вопрос? — контр-адмирал посмотрел на представителей Госдепартамента.

Джонсон-брюнет развёл руками.

— К сожалению, сэр, мы не располагаем информацией о происхождении найденного тела. Мы, конечно же, оформим по своим каналам соответствующий запрос, но вряд ли стоит надеяться, что в скором времени придёт ответ на него…

«Ещё одна тайна, которая останется неразгаданной, — подумал Фоули. — Ну скажите мне, как можно продуктивно работать в таких условиях?!»

(Земля Королевы Мод, Антарктида, апрель 2000 года)

К заходу солнца высланные вперёд по чужой колее морские пехотинцы возвратились с докладом.

— Сэр, мы нашли котлован, — отрапортовал сержант. — В четырёх милях к югу. Там был лагерь, но всё засыпано снегом. В котловане мы обнаружили вход в поземное сооружение. Вход завален камнями.

— Вы убрали камни? — спросил Риан.

— Нет, сэр. Нам было приказано немедленно отойти.

— Кем приказано?

— Это я отдал приказ, — вмешался Джонсон-брюнет. — Они всё сделали правильно, мистер Риан. Никто не сделал бы лучше.

— А что вы прикажете делать мне? — язвительно поинтересовался «независимый эксперт», выделив интонацией глагол «прикажете».

Представитель Ритуальной службы Госдепартамента никак не отреагировал на этот укол.

— Нам пора отправляться, — сказал он. — Чем быстрее мы доберёмся до Копья, тем лучше…

— Вполне может статься, — не удержался от очередной реплики Риан, — что там нет уже никакого Копья.

— Пожалуйста, не мешайте мне, — попросил Дугов. — Я хотел бы провести астральный поиск в одиночестве.

— Но я должен записывать, — сказал Кадман, — чтобы потом мы имели возможность расшифровать и проанализировать результаты.

— В этот раз обойдёмся диктофоном, — решительно отказался магистр от предложения «акулы пера».

Антон и Роман остались за дверью.

— Покурим? — майор достал сигареты.

Они задымили.

— Слушай, Антон, он действительно таким способом может что-то узнать? — поинтересовался Роман. — Или это поза, чтобы весь его бред не казался голословным?

— Не знаю, — Кадман пожал плечами. — Может быть, способен… Ведь «тонкий» мир действительно существует. Хотя, скорее всего, природа его совсем иная, чем нам описывают оккультисты. Вы читали Чижевского?

— Нет, не помню…

— Был такой учёный в первой половине века. Доказал, что на мыслительный процесс, на принятие решений, вообще на психику человека и даже социума оказывают влияние макрокосмические изменения — например, вспышки на солнце.

— Ну это известно.

— Это теперь известно. А в начале двадцатого века…

— Погоди, погоди. Солнечная активность — это понятно. Но как наш Великий Посвящённый сумеет считать эту вашу «рассеянную информацию»?

— Он вводит себя в транс, — охотно пояснил Антон. — И считывает.

— Ох уж мне эти сказочки, — лицо Романа отражало душевное смятение. — Ох уж мне эти сказочники!..

Вездеход остановился на краю котлована.

— Приехали, — сказал Риан.

В свете головного прожектора котлован казался входом в преисподнюю.

— Вы не подождёте нас снаружи? — попросил Джонсон-блондин. — Нам нужно переодеться.

Риан фыркнул.

— Вы нас стесняетесь?

— Можно сказать и так.

— О'кей. Пойдём, Роберт.

Они выбрались из тёплой кабины, захлопнули за собой дверцу и огляделись. Морпехи под громкие команды своего сержанта разворачивали на краю котлована новый лагерь: надували палатки, запускали дизель-генератор, устанавливали треноги с прожекторами и антеннами, собирали биотуалеты.

— Холодно, — пожаловался Фоули. — Не выше градуса[105].

— Пожалуй, — согласился Риан.

Они помолчали.

— Цель нашей экспедиции близка, — Фоули решил нарушить паузу, — а я так и не сумел нащупать источник утечки.

— Не утруждайтесь, Роберт, — серьёзно посоветовал Риан. — Я думаю, всё в нашем деле взаимосвязано: утечка секретной информации, труп этого Чаркасоффа, колея и котлован. Нельзя столько лет хранить тайну и надеяться на то, что никто из посторонних в неё не проникнет. В конце концов, люди умеют думать и сопоставлять. И умнейшим из них достаточно увидеть верхушку айсберга, чтобы представить его себе весь. Розуэллский инцидент, Филадельфийский эксперимент, убийство президента Кеннеди, наша экспедиция — это лишь верхушки айсбергов, а вот что скрывается под тёмною водой?..

Роберт поёжился.

— Вам легко говорить, — сказал он, — вам не нужно писать отчёт по возвращении.

— А вы напишите правду, — предложил Риан.

Роберт вздрогнул и внимательно посмотрел на Риана. Неужели он знает? Или догадался? Но эксперт сохранял невозмутимый вид, и у Роберта сразу отлегло от сердца: нельзя с таким видом уличать предателя.

— Я и собираюсь написать правду, — сказал Фоули. — Вся проблема в интерпретации.

Хлопнула дверца вездехода. Сотрудники ЦРУ оглянулись, и Риан присвистнул.

— Упс! — громко сказал кто-то из морпехов.

А Роберт промолчал, с отвисшей челюстью разглядывая приближающихся Джонсонов.

Сказать, что они были одеты причудливо, значит, ничего не сказать. Основу их «карнавального» наряда составляла длиннополая бесшовная туника небесно-голубого цвета, перехваченная широким поясом и отделанная каймой из множества золотых колокольчиков, которые позвякивали при ходьбе. Поверх туник представители Госдепартамента надели жакеты, сшитые из нитей красного, синего, пурпурного и белого цветов. На каждом плече имелось по огромной пуговице из незнакомого Роберту слоистого поделочного минерала, на которых были выгравированы какие-то надписи. Спереди, на груди, Джонсоны повесили прямоугольные золотые пластины, на каждой из которых в углублениях были закреплены большие драгоценные камни. Фоули показалось, что эти камни светятся в полумраке, окружающем вездеход, испуская призрачное холодное сияние. Довершали наряд головные уборы — белые колпаки, на которые были водружены золотые короны из трёх колец, увенчанные шишечкой в форме распустившегося цветка.

— Поскольку до Хэллоуина далековато, — сказал Джек Риан, нарушив всеобщее молчание, — возьмусь предположить, что мы станем свидетелями какого-то ритуала?

— Вся наша жизнь — ритуал, — спокойно отозвался Джонсон-брюнет.

— Чего-то он долго, — заметил Роман, поглядывая на часы.

Кадман, слегка нервничая, пожал плечами:

— Никогда нельзя сказать, сколько ему понадобится. Может, полчаса. Может, час. Может, сутки.

— Тогда какой во всём этом смысл?

Дверь, ведущая в каюту Дугова, внезапно распахнулась, и магистр появился на пороге. Анатолий Викторович был бледен, как смерть, его трясло, и чтобы удержать равновесие, он ухватился рукой за косяк. В воздухе распространился отчётливый запах пота.

— Что случилось?! — Роман ухватил магистра за плечи.

— Они… там… — просипел Дугов. — Подземелье… открыли вход… одеяние Славы… скиния… открыли вход…

— Это правда? — Прохоров сильно встряхнул Анатолия Викторовича, тот не сопротивлялся. — Они уже на базе?

— Да! — выдохнул Дугов, и глаза у него закатились.

— Помоги, — сказал майор Антону.

Вместе они донесли Дугова до кровати. Роман пощупал сонную артерию магистра.

— Пульс учащённый, — сообщил он Антону, — но жить будет. Пусть пока здесь полежит, а нам пора двигать.

— Куда? — встрепенулся Кадман.

— Понимаешь, Антон, — проникновенно сказал майор, — я в разную чертовщину-бесовщину не верю, но если ничего другого у нас нет, придётся довольствоваться и этим. Пойду собирать ребят.

Уже через пятнадцать минут отряд спецназовцев, руководимый Прохоровым, грузился на транспортно-боевой вертолёт «Ка-29ТБ». В свете прожекторов сверкали улыбки: «ребята» истосковались по настоящему делу.

— Держи пять, писатель, — Роман протянул Кадману руку. — Надеюсь, ещё увидимся.

— Когда вас ждать? — Антон повысил голос, чтобы перекричать вой раскручивающихся турбин.

— До Второго Пришествия возвратимся, — смеясь, пообещал майор.

Потом козырнул шутливо и запрыгнул в нутро «вертушки», откуда выглядывали спецназовцы в белых маскхалатах.

Под рёв двух газотурбинных двигателей ТВ3-117В мощностью в две тысячи лошадиных сил «Ка-29» поднялся в воздух. Антон Кадман, стоя на палубе, помахал ему рукой. Литератора почему-то не оставляло тревожное предчувствие. Ему показалось, что он видит Романа Прохорова в последний раз, и Антон суеверно сплюнул через левое плечо.

— Сообщение с «хаммера», — доложил оператор пульта связи боевого информационного центра. — Низколетящая воздушная цель! Пеленг — 80, удаление — 96, высота — сто пятьдесят футов. Скорость — 120 узлов.

— Вертолёт? — встрепенулся контр-адмирал Эллисон. — Этого нам только не хватало. Разведка может дать более точную характеристику русскому вертолёту?

Вахтенный офицер разведки схватился за трубку аппарата внутренней связи, быстро переговорил с постом РЭР, после чего повернулся к Эллисону:

— Судя по параметрам движения, сэр, мы можем предположить, что перед нами «Хеликс-Би». Это военно-транспортная модификация русской машины «Ка-27». Способна перевозить до шестнадцати десантников.

Эллисон нахмурился.

— Скверно. Это очень скверно. Свяжитесь с экспедицией. Узнайте, насколько они продвинулись.

— Они уже внутри базы, сэр.

— Очевидно, русские как-то разнюхали об этом, — он повернулся к командиру информационного центра. — Какие будут предложения?

— Мы могли бы отогнать их, сэр, — сказал командир БИЦ. — Можно выслать «жука». Пусть он пару раз встряхнёт русских воздушной волной. Таким образом мы дадим им понять, что их присутствие в нашем квадрате нежелательно.

— Что скажет командир авиакрыла? — Эллисон повернулся к Санчесу.

— Я не хотел бы обострять обстановку, сэр, — Майкл подтянулся. — Антарктида принадлежит всем, сэр. Русские имеют право высаживаться где угодно и когда угодно.

— Мне это известно, — кивнул Эллисон. — Я хочу услышать ваше мнение относительно предложенной акции.

— Это ничего не даст, сэр. Русские снизятся до предельно малой и уйдут от «хорнета».

— Но не сбивать же нам их в самом деле… — Эллисон задумался. — Кто у нас сейчас в воздухе?

— Два «томкэта» и два «хорнета», сэр, — отрапортовал Санчес. — Ещё два «кота» находятся в пятиминутной готовности.

— Пошлите кого-нибудь из них к этому чёртову вертолёту. Будем надеяться, что русские одумаются.

— Слушаюсь, сэр! — подтвердил получение приказа командир боевого информационного поста и взял в руки микрофон.

Лейтенант Сэм Андерсон (бортовой номер «104», позывной — Баскетболист) служил в авиации ВМФ уже шестой год, но, как он считал, ещё ничего не успел сделать в своей жизни. Получив распределение в часть, находящуюся в резерве, он был искренне расстроен и мучался вопросом, почему так произошло. Служил он честно, звёзд с неба не хватал, но был на хорошем счету, а тут вдруг такая неудача. Самое же печальное заключалось в том, что все рапорты лейтенанта с просьбой перевести его из резерва в действующее авиакрыло, возвращались с резолюцией «Отказать» — впору было задуматься о заговоре командования, направленном против лейтенанта лично и ставящем целью лишить его возможности проявить себя и сделать карьеру. Подлинная же причина была столь же прозаична, как монета достоинством в один доллар.

После смотра выпускников Командующий авиацией Атлантического флота спросил у начальника училища:

«А что это там был за дылда во главе строя?» «Курсант Сэм Андерсон!» — доложил начальник училища.

«На девушку похож, — заметил Командующий. — Ресницы, щёки, губы. Он их не красит? Может, он гей?» «Не замечен», — немного подумав, отвечал начальник училища.

«Геи, они скрытные, — покивал Командующий. — Отправьте его в резерв. Нам на флоте геи не нужны».

В те времена в Америке как раз шла дискуссия на тему, можно ли официально разрешить гомосексуалистам служить в действующих войсках. Командующий авиацией Атлантического флота был из наиболее ярых противников этой идеи и исповедовал принцип, сформулированный генералом армии и героем «Бури в пустыне» Норманом Шварцкопфом: «Когда солдат идёт в бой, он должен быть спокоен за свой тыл». Начальник училища не посмел ослушаться.

Так, волею несчастливой звезды, под которой довелось родиться Сэму Андерсону со своей «девичьей» внешностью, он навечно был «сослан» в резерв, где ему и предстояло прозябать до отставки.

Хотя Сэм и не знал подлинной причины столь презрительного отношения к нему со стороны командования флотом, он чувствовал, что эта экспедиция — его единственный и, скорее всего, последний шанс хоть как-то вырваться за пределы порочного круга. Нужно было совершить нечто такое, после чего о нём заговорят все, и тогда, может быть, старшие офицеры пересмотрят свою позицию и дадут ему возможность стать кем-то большим, чем он есть сейчас.

Однако для того, чтобы «совершить нечто», требуется экстремальная ситуация, а контр-адмирал Эллисон явно был настроен на то, чтобы подобные ситуации гасить в зародыше. Лейтенант Андерсон уже начал терять надежду, когда поступил этот приказ — следовать курсом «юго-восток» на перехват русского «хеликса».

Сэм сразу понял, что дело пахнет жареным. Он уже слышал о том, что специальная группа высадилась на берег и, вроде бы, что-то там обнаружила. Увязать одно с другим не составило особого труда. Если русские послали транспортный вертолёт, значит, они хотят помешать специальной группе. И, значит, русских необходимо остановить.

Когда Андерсон поменял курс своего «хорнета», сердце его учащённо забилось, а руки, затянутые в перчатки, чуть тряслись от возбуждения. Это был не просто шанс — это был Шанс с большой буквы.

Пользуясь наводкой с «хоукая», Сэм легко отыскал вертолёт противника. Снизил скорость до предела и, как приказывал командир боевого информационного центра, прошёл на небольшом удалении от «хеликса», чтобы воздушная волна как следует встряхнула его. Русские, конечно же, заметили его, но не отвернули, продолжая лететь на прежней высоте и скорости.

— База, здесь Баскетболист, — обратился лейтенант к командиру БИЦ. — Русские никак не отреагировали на мой пролёт. Прошу разрешения открыть предупредительный огонь из пушки.

В штабе посовещались.

— Мы не даём разрешения на предупредительную атаку, Баскетболист, — сказал наконец командир информационного центра. — Повторите манёвр.

Андерсон стиснул зубы. Из-за нерешительности контр-адмирала Шанс ускользал у него из рук.

— Вас понял, База. Повторить предыдущий манёвр.

На этот раз Сэм провёл свой «хорнет» гораздо ближе к несущему винту «хеликса», рискуя зацепить его. Он очень надеялся, что спутный поток, образующийся за фюзеляжем штурмовика, приведёт к срыву на лопастях вертолёта, и тот потеряет устойчивость. Но и этого не произошло. «Хеликс» только снизился ещё больше, опустившись к самой воде.

— База, здесь Баскетболист. Манёвр завершил. Русские идут прежним курсом. Прошу разрешения открыть предупредительный огонь из пушки.

На этот раз микрофон взял сам Эллисон.

— Баскетболист, я даю разрешение открыть предупредительный огонь из пушки. Но будь очень аккуратен, сынок, не задень его. Если хоть один снаряд попадёт в «хеликс», здесь начнётся чёрт знает что. Ты понял?

— Да, сэр.

На самом деле Андерсон мечтал о том, чтобы здесь началось «чёрт знает что», но, разумеется, оставил эти свои мечты при себе.

Снова развернув штурмовик, Сэм прикинул угол упреждения и дал длинную очередь из шестиствольной пушки М61А1 «Вулкан», целясь в пространство над пилотской кабиной. Русские не дрогнули и на этот раз.

Маневрирование рядом с вертолётом, скорость хода которого заметно ниже скорости сваливания любого тяжёлого истребителя, изрядно утомила Сэма. Он снова запросил штаб, чтобы сообщить командованию неутешительные новости.

— База, здесь Баскед… — начал было он уставное обращение, но в этот самый момент увидел яркие вспышки.

Картинка промелькнула, но она навсегда запечатлелась в памяти Сэма Андерсона: темнота, габаритные огни вертолёта и вспышки выстрелов.

— База, в меня стреляют! Прошу применить ракеты, База!

— Уходите, Баскетболист, — приказал контр-адмирал. — Слышите? Уходите оттуда немедленно.

Лейтенант хотел уже вдавить педаль, чтобы лечь на обратный курс к авианосцу, но остановился. В самый неподходящий момент он вспомнил, с каким восторгом обсуждалась в кают-компании мальчишеская выходка Фрэда Кинга по прозвищу Небесный Король. Он ослушался командующего группировкой, попал за это в карцер, но стал героем. Если это не слава, то что тогда слава?

«Обо мне будут говорить, — подумал лейтенант. — Обо мне все будут говорить. И когда-нибудь…» Он всё-таки вдавил педаль, но только для того, чтобы развернуться навстречу русскому вертолёту.

Андерсон поймал «хеликс» в прицельную рамку и дал целеуказание головкам самонаведения ракет.

— Уходите, Баскетболист! — повысил голос Эллисон. — Я приказываю вам возвращаться!

— Поцелуй мне задницу, — пробормотал Андерсон и запустил «Сайдвиндер».

Ракета ближнего боя AIM-9M «Сайдвиндер» сошла с пилона, расположенного на конце правого крыла штурмовика, и через девять секунд полёта врезалась в «хеликс». Расстояние было столь невелико, что у ракеты не успел даже сработать неконтактный лазерный взрыватель, и боевая часть сдетонировала уже внутри корпуса русского вертолёта.

Ещё через четыре секунды пылающий остов «хеликса» рухнул в воду. Из двадцать человек, находившихся на его борту, не уцелел никто…