"Антон Первушин. Война по понедельникам" - читать интересную книгу автора

- Тебе понравилось убивать?
Двойник поморщился.
- Запомни, дорогой мой тезка, - он выделил, пародируя, обращение, - за
свою жизнь, в отличие от любимых тобою лейтенантов Корпуса, я не убил ни
единого человека. Но зарекаться не буду. Если меня вынудят, то... сам
понимаешь.
- И ты думаешь, после сказанного, я буду тебе помогать? - искренне
удивился Красев.
В ответ Вячеслав-прим спокойно пожал плечами.
- Но ведь и мешать не будешь, а выследить мерзавца я сумею сам... - и пока
Красев соображал, что бы это значило, его двойник откинулся в кресле и,
глядя своей копии в глаза, отчетливо произнес:
- Крибле-крабле-бумс!..
Опора под Вячеславом вдруг исчезла, пропал пол, мир провалился куда-то в
одно мгновение, и Красев полетел вниз, в темноту, успев услышать слабый
отчаянный возглас Нормали. Красева потащило по темному туннелю, бросая от
стены к стене, переворачивая в полете. Он закричал, вызывая Нормаль, но не
получил ответа. А потом все вокруг заполнил белый ослепительный свет...

11 сентября 1967 года (год Овцы)

КОЗАП - сектор "База данных"

В Корпусе к Максиму относились с плохо скрываемым пренебрежением. Не
улучшило положение и то, что Максиму было присвоено звание лейтенанта
Корпуса, выдана новенькая с иголочки форма (которая ему, кстати,
понравилась, вполне отвечая его представлениям о том, как должна выглядеть
и сидеть современная офицерская форма), а также - маленький пластиковый
квадратик, перечеркнутый по одной из диагоналей тремя красными линиями,
высший приоритет допуска, подтвержденный самим Главнокомандующим Корпуса.
Максима легко определяли по акценту: в КОЗАПе выработался свой особый
выговор; легко определяли по тому, с каким веселым любопытством он
оглядывался вокруг, никак не мог привыкнуть к необычному интерьеру;
определяли по его вопросам невпопад и по незнанию элементарных вещей, а
главное - по неумению держаться с тем достоинством и осознанием
собственной нужности общему делу, с каким привыкли держаться все солдаты
Корпуса: от рядового до генерала. Сам же характер пренебрежения объяснялся
элементарно тем, что в Корпусе прекрасно знали: если человек взят из
Времени, значит, он не принадлежит к Великой Эпохе, которую Корпус призван
был защищать от посягательств (подобные изъятия были запрещены, иначе само
существование КОЗАПа теряло смысл). А раз этот посторонний, этот
иждивенец, даже и наделенный столь высокими полномочиями, прибыл из
какого-то другого времени (а любое другое время априори означает
деградацию, забвение идеалов Октября), следовательно, и особо считаться с
ним, отпрыском враждебных и призрачных столетий, не стоит.
Разумом Максим соглашался с подобным положением вещей: нигде не любят
перебежчиков, но порой ему было горько от ощущения полного своего
одиночества среди, казалось бы, единомышленников и потенциально настоящих
друзей. Максим следил за собой, одергивал себя: "В конце концов, ты
действительно чужой здесь. И ты иждивенец, отдыхаешь здесь, как на