"Аркадий Алексеевич Первенцев. Люди одного экипажа " - читать интересную книгу автора

капитан-лейтенант. - Время выхода в море лучше всего сохранить в тайне. Даже
в таких городках имеются шпионы. Выйдем ночью тихонько, в море перестроимся.
Я пойду мористее, с левого борта, вы, Черепанов, ведущим, а вы, товарищ
Дубонос, концевым...


На городок, на бухту опустилась темная и прохладная ночь. В
кают-компании было тепло, светло, можно было присесть, откинуться на спинку
дивана и хотя бы несколько минут отдохнуть. Дубонос провел взглядом по
усталым, озабоченным лицам своих товарищей, ему показалось, что даже бурое
лицо Баштового побледнело, и тихо сказал:
- Через полчаса мы начинаем нашу настоящую совместную работу, товарищи.
Начинаем делить и хорошее и плохое... Мне хотелось, чтобы вы верили мне. Не
только подчинялись... а верили. - Он помолчал и так же тихо добавил: - Так
же, как я верю вам...
Необычные слова командира, и тем более, что они исходили от такого
великана, а произносились тихим и грустным голосом, подействовали на всех.
Между этими разными людьми закреплялись нити духовной связи. Пять суток
напряженного ремонта помогли. Губанов смотрел на большие кисти рук Дубоноса,
на шрамы, прокрашенные въедливым мазутом, на обветренную и грубую кожу.
Механик, проживший в труде, умел ценить вот такие сильные и умелые руки.
Губанов понял - слова командира прежде всего относятся к нему, так как
хорошо продумал их первую встречу.
- Знаете что, Петр Николаевич, - сказал Губанов, впервые называя
командира по имени и отчеству, чем сразу же лично для себя сблизил его с
Булавиным, - вы для нас - авторитет. Настоящий авторитет. Мы верим вам... мы
довольны, что именно вы назначены к нам...
Лицо Губанова гуще покрылось сеткой морщинок, глаза увлажнились, сухие
пальцы, приглаживавшие скатерть, подрагивали.
- Я затеял не тот разговор. - Дубонос приблизил свою руку к руке
механика. - Но мне хотелось, чтобы у нас была действительно одна душа. Я
тогда верю в удачу, когда одна душа. - Он прикоснулся к руке Губанова, и его
пальцы уже не вздрагивали. - Дисциплина - одно, а доверие друг к другу -
другое... - Он хотел встать, но, примерившись головой к потолку, улыбнулся и
снова опустился. - По приходе на катер, ночью, я случайно услышал разговор
двух краснофлотцев - ваших, Иван Иванович, нижних... Они говорили о моих
странностях, о ботинках. Сорок шестой номер! "Как начнет разуваться - дело
швах..." То есть если я начну снимать ботинки, значит, тонуть кораблю,
понятно? Я вспомнил после того один рассказ, написанный еще о той войне.
Старый капитан, доброволец-патриот с ампутированной ногой, командовал
стрелковой ротой, сформированной из кавказских горцев. Рота воевала хорошо.
Неизменная удача и небольшие потери суеверием горцев приписывались
деревянной ноге командира. Она будто бы отводила пули от солдат этой роты.
Во время одного боя роте нужно было во что бы то ни стало удержать рубеж,
который бешено атаковали немцы. Рота долго отбивалась, поредела. В последнюю
минуту, когда сам капитан лег в окопе с винтовкой в руках и немцы пошли в
атаку густой колонной, солдаты потеряли доверие друг к другу. У них дрогнули
сердца... И вот капитан на виду у всех отстегнул протез и, положив его перед
собой на бруствер, продолжал стрельбу. Он не мог уйти на одной ноге. Все
поняли командира и продолжали отбиваться. Последняя атака немцев была