"Держава под Зверем" - читать интересную книгу автора (Бриз Илья)

Глава 5

Ну, ни хрена же себе! Вот это я прощелкал! И что теперь с этим делать? Нет, я, конечно, понимал, что работа в этом направлении ведется. И не просто ведется, а качественно. Синельников, в конце концов, уже больше полугода СГБ возглавляет. А там существует Пятое управление*. А ведь есть еще отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС. И работники Политуправления Советской армии тоже не зря свой хлеб едят. Но чтобы все обстояло так хреново, я и представить себе не мог! Ну да, сразу после гибели отца мне было не до того. Потом впрягся в работу и положился на Егора в этом вопросе. Да нет, не полагался. Вообще не думал об этом. Неинтересно было. Других проблем оказалось выше крыши. Пока с аппаратом сработался, въехал в истинное состояние народного хозяйства, положение дел во многих направлениях нашей промышленности. А руководство на всех уровнях? Правильно отец говорил: "Кадры решают все!". Перестановок практически не потребовалось. Умел папа в людях разбираться, тут не поспоришь. Мне достался великолепно отлаженный аппарат управления огромной державой. Каждый человек на своем месте. Но вот что мне теперь с самим собой делать, никак не понимаю?…

В общем, распиарили меня за этот месяц методами двадцать первого века по самое "не могу" и еще глубже. Я, оказывается, для советского народа и царь, и бог, и все, что есть на свете самое святое. А, главное, как тонко и ненавязчиво. Ни в одной газете я не прославлялся. Одни фотографии и сообщения о том, что я очередное свершил для страны. Но вот лозунг "Воевать, как Василий Сталин" в армии — основной. Мои портреты продаются на каждом углу и за бесценок. Каждый крестьянин знает, что повышение закупочных цен — лично моя заслуга. Каждый рабочий — что у меня нет других забот, кроме как улучшение условий труда и повышение заработной платы. Каждый студент — что учиться надо, как товарищ Сталин. Ну, записался на заочные факультеты — юридический и авиационно-конструкторский — Московского университета. Сдал с ходу все зачеты и экзамены за третий курс. Проблем-то, с моей памятью и знаниями, никаких. А Сашке Косареву** я еще припомню. То-то, я понять не мог, с чего вдруг комсомолки так пищат от счастья, стоит им только подмигнуть?! Хорошо хоть, что у нас здесь вопрос с противозачаточными средствами уже нормально решен…

* Пятое управление СГБ — политическое, вопросы идеологии.

** Косарев, Александр Васильевич (род. 14.11.1903 г.). С 1936 года — Генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ. С 1937 года — член президиума Верховного Совета СССР. В нашей истории на VII пленуме ЦК ВЛКСМ (19–22 ноября 1938 года) по ложному обвинению Косарев был снят с должности генерального секретаря. 23 февраля 1939 года расстрелян по приговору выездной сессии Военной коллегии Верховного Суда в Лефортовской тюрьме.

Выбрал время и съездил посмотреть, как тренируются спецназовцы СГБ Синельникова. Нормально ребята работают. Взяты все лучшие кадры ОСНАЗа. Уровень подготовки более-менее терпимый. С удовольствием сам покувыркался на матах, пострелял из всего, что нашлось, и побегал по пересеченке. Всего, конечно, за один день не увидишь и не попробуешь. Смутило только одно: это оказались люди не генерал-полковника Синельникова, а… мои. Точнее, сначала мои, а затем уже Егора. Все делается моим именем. Как этот троглодит позднее признался, такая же ситуация в подчиненных ему ВДВ и внутренних войсках, которые находятся под маршалом Берией. Я, конечно, понимаю, что вопрос личной преданности каждого воина очень важен, но, чтобы все обстояло так серьезно?… Договорился с Лаврентием Павловичем о разговоре.

— Понимаешь, Василий, я испугался, — всемогущий председатель ГКО маршал Берия замолчал, а я смотрел на него во все глаза и не мог поверить. Вот уж что-что, а трусом он точно никогда не был. Я ведь не зря столько времени провел в архивах КГБ-ФСБ того мира. Знал, что в случае сдачи немцам Москвы в том сорок первом сам Берия уходить не собирался. Дрался бы до последнего патрона и еще подорвал бы несколько солдат Вермахта вместе с собой последней гранатой. А в этом мире…

Шли самые первые дни войны. Советская армия била врага в хвост и в гриву. Руководство страны занималось своим делом. Маршал тогда приехал в УСИ выяснить какой-то вопрос по реактивным двигателям, работа по которым тоже велась под его контролем.

— Ни х… себе, — в голос ругнулся капитан, просматривающий только что проявленную пленку на специальном аппарате.

Такого маршал стерпеть не мог. Сам он очень редко ругался матом. Довести до этого всемогущего министра было сложно. Подойдя, он рывком поднял за воротник кителя капитана со стула и повернул к себе.

— Что вы себе позволяете? — голос Берии был негромок, но пробирал до самых костей.

— Там, — капитан беспомощно показал рукой в сторону аппарата и замолчал.

Маршал сел перед аппаратом, снял пенсне, приложил глаза к окулярам и настроил резкость под свое зрение. "Выпускная работа аналитика ФСБ тысяча девятьсот девяносто девятого года. "История СССР с Великой Отечественной войны и до распада. Причины распада. Текущее политико-экономическое положение Российской Федерации"". Документ был немаленьким. Берия выключил аппарат, вытащил пленку, убрал ее в специальный кейс для переноски бобин с секретной информацией. Собственно говоря, такие кейсы уже давно применялись в УСИ. Повернулся к капитану.

— Попробуйте запомнить, этого, — маршал указал рукой на кейс, — вы никогда не видели. А я прослежу.

Повернулся и пошел к двери, непринужденно подхватив в руку упакованную пленку. Капитан опомнился и вытянулся:

— Так точно, товарищ маршал Советского Союза.

Н-да. Тогда я был еще полковником ФСБ и куратором проекта «Зверь» в том мире. Когда здесь началась война, там запарка была жуткая. С учетом того, что здесь время идет почти в четыре раза быстрее… Все крутились, как белка в колесе. А ведь у нас была прямая связь с архивным сервером «конторы». Вот кто-то из сотрудников и ошибся. Не тот файл на передающий компьютер в очередь закинул. Моя недоработка. Не уследил.

Берия не один час провел в своем запертом изнутри кабинете, изучая злосчастный документ. Он отдал приказ отравить любимого Иосифа Виссарионовича и не допускал к умирающему вождю врачей? Он насильник сотен маленьких девочек? Расстрелян через окно очередью из крупнокалиберного пулемета в собственном кабинете, а народу сказали, что судим и во всем признался? Что всю жизнь был шпионом ненавидимых английских империалистов? Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

Я смотрел на усталое интеллигентное лицо человека в пенсне с круглыми стеклами на переносице и, кажется, начал понимать. Нет, не за себя он испугался. Ему, по большому счету, было плевать, что останется после него в истории. Одного того, что жена, его красавица Нино, и сын не поверили и не предали, было вполне достаточно. Он простой архитектор. Он хотел строить красивые и удобные дома, чтобы людям было хорошо и радостно в них жить. Но Родина поручила ему значительно более важные дела. Он вкладывал в них всю душу, все свои умения… "Плохо работал", решил для себя маршал, раз многие его друзья и товарищи предали его и угробили потом Родину. Тех, кто не предал, кто доверился ему, тоже расстреляли…

Когда после Катастрофы Егор Синельников пришел к Берии и предложил мою кандидатуру, маршал недолго думал. Ведь это был тот самый Синельников, который за годы совместной работы ни разу не обманул, ни разу не подставил и, что самое главное, за все время ни разу не ошибся. Если Егор сказал, что я сделаю все, чтобы Родина была всегда, значит так и будет. Вот потому-то Лаврентий Павлович и положил передо мной державу. Приложил все усилия, чтобы мне поверили народ и армия. И сделал так, чтобы внутренние войска, значительно превышавшие по численности Советскую армию и ВДВ вместе взятые, были преданы в первую очередь мне и только потом — ему самому.

И был еще один случай, когда он испугался. У маршала тогда так сильно были стиснуты побелевшие кулаки, что ногти впились под кожу. Я ведь заметил тогда кровь на ладонях. Это, когда он влетел в мой кабинет после того, как я выпрыгнул из потерявшего управление «Яка». И опять Берия испугался не за себя, а за… меня. Что я разобьюсь и не смогу оправдать надежд маршала по выводу державы из будущего кризиса.

Я встал, подошел к нему, протянул руку для пожатия и сказал:

— Сделаю все, что смогу. Клянусь.

Лаврентий Павлович тоже встал, кивнул и обнял меня. Отца, увы, нет, но за Берией я теперь, как за каменной стеной…

"Черная смерть". Так в том мире называли наши штурмовики Ил-2 фашисты. Хотя однажды я нарвался в интернете на целую дискуссию, что это уже послевоенный термин. Черт с ними. Зато здесь противник заслуженно называл так наши вертолеты Ми-4. Ударные варианты были вооружены двумя тридцатимиллиметровыми скорострельными пушками, крупнокалиберным пулеметом на турели в подфюзеляжной гондоле и приличным запасом НУРСов в шести пусковых контейнерах на пилонах. А НУРС с объемно-детонирующей боеголовкой — это что-то действительно жуткое. В радиусе полутора десятков метров от эпицентра маленькой вспышки человек не может выжить теоретически. Даже находящийся в бронетехнике, блиндаже с многослойным перекрытием или доте с толстенными бетонными стенами. Перепады давления разрывают легкие изнутри. Вначале враги, услышав незнакомый звук и тут же увидев странные машины с красными звездами, еще пытались открыть огонь. Даже подбили два вертолета. Но сосредоточенными залпами остальных ударных машин были немедленно уничтожены. А в одиночку наши вертолеты не работают. В соответствии с уставом — только группами. Теперь же, только услышав низкий гул вертолетных винтов, солдаты противника прятались, стараясь сделаться как можно менее заметными. Страх перед "Черной смертью" распространялся значительно быстрее самих краснозвездных машин.

Мы впервые применили наше секретное оружие в Иране. Сначала по месту высадки работали штурмовики и пикирующие бомбардировщики, прикрытые сверху незаменимыми «Яками». Истребителей у британцев в бывшей Персии было мало, и какое-либо сопротивление они оказать не могли. Сразу после самолетов появлялись десантно-транспортные Ми-4 и, под прикрытием висящих над полем боя ударных собратьев высаживали солдат. Каждый вертолет, вооруженный всего лишь двумя крупнокалиберными пулеметами, нес отделение десантников со всем необходимым снаряжением. Что могут сделать десять подготовленных воинов в бронежилетах со стрелковым оружием? Да еще прикрытых сверху ударными и десантно-транспортными машинами? Очень много! Плюс к станковым гранатометам АГС-30 (а ведь он, можно считать, скорострельная пушка) у советских солдат были еще и огнеметы «Шмель-М». А каждый выстрел этого легкого оружия соответствовал как минимум стапятидесятидвухмиллиметровому фугасному снаряду.

Три дивизии, высаженные британцами в мае, сдались через четыре дня одной нашей бригаде. Без поддержки, а Англия была отрезана глухой морской блокадой, у них не было никаких шансов. Сами же иранцы капитулировали сразу, как только видели советские вертолеты или танки с красными звездами.

— Что значит, форма другого цвета? Серая, как фельдграу у Вермахта? Нет. Я запрещаю. Только хаки, как у Советской Армии и внутренних войск. Темно-синяя, в конце концов. А вот это уже ваша забота! Нет. Это именно ваша задача, чтобы милиция уважала свой народ. И только после этого народ будет уважать милицию. Не должны люди бояться тех, кого поят и кормят. Да поймите элементарную вещь: милиция для населения, а не население для милиции! Страх и большой должен быть только у преступников! Вам все понятно? Ну, так работайте. Через неделю у меня должен быть план всех мероприятий.

У-фф! Я хотел с остервенением бросить трубку на телефон, но вовремя опомнился и аккуратно положил ее. Техника-то в чем виновата?

Так, что у нас сегодня еще? Я проверил в памяти весь список запланированных на сегодня дел. Все уже сделано. С каждым днем я все быстрее и быстрее справляюсь. Нормально сработался с аппаратом? Это точно. Понимаем друг друга почти без лишних слов. Конечно, очень много бумажной работы. Нет здесь еще компьютеров. Ничего, пару лет продержимся. К весне Лаврентий Павлович обещает наладить выпуск первых, слабеньких еще, процессоров по технологиям С7 фирмы " VIA Technologies, Inc " того мира. Очень сомневаюсь, что у него получится так быстро. Хотя документация отправлялась оттуда еще при мне. Инженеры «Зверя» проверили все очень тщательно и заверили, что учтена каждая мелочь. Разобраться, мол, смогут специалисты начала двадцатого века. Черт с ней, с весной. Хотя бы к осени. А там уже и до простеньких компьютеров недалеко. Кстати, не мешает задуматься о том, как их назвать по-русски. Переживем как-нибудь и без англоязычных названий.

А сейчас что делать? Конечно работы, пусть и не срочной, хватает. Но надоело в кабинете сидеть. Сгоняю-ка я к Егору домой. Давно Светку не видел. Хотя она язва и балаболка, а все равно соскучился.

Так не бывает!? А как? Взгляд сам зацепился за ее лицо. Я распорядился остановить машину, когда мы отъехали уже на пару сотен метров.

— За мной не ходить, — приказал водителю и охраннику, сидевшему впереди, и пошел к машинам сопровождения, на ходу расстегивая портупею и китель. Двери раскрылись и спецназовцы, как джинны из бутылки, оказались вокруг меня. Я критически осмотрел их и заглянул внутрь УАЗика. То, что надо. У водителя была не намного превышающая мою комплекция и одет он был в обычный камуфляж. Я поманил его рукой, снимая свой китель со Звездой Героя и многочисленными колодками наград. Парень мгновенно сообразил, что от него требуется, и с готовностью снял куртку. Пришлось указать еще и на подмышечную кобуру с «Гюрзой». Без оружия, увы, могу находиться только в ванной. Я быстро переоделся и посмотрел в затемненное стекло, как в зеркало. Безусый лейтенант в пятнистой куртке и отглаженных брюках с широкими лампасами. Не совсем комильфо. Ладно, авось не поймет. Посмотрел на старшего группы охраны проникновенным взглядом:

— Ребята, сделайте так, чтобы я вас не видел.

Подполковник понимающе усмехнулся и кивнул. А я прогулочным шагом отправился назад.

Она все так же сидела на скамейке и читала книгу. Я не торопясь подходил ближе, разглядывал и мучительно пытался вспомнить, где и когда видел ее раньше. Красивая. Очень красивая. Невысокая и худенькая. Пропорционально сложена. Легенький сарафанчик совсем не скрывал ее ладную фигурку. Лет восемнадцать, не больше. Не доходя десятка шагов я встал. До меня вдруг дошло. Она была очень похожа на мою мать из того мира! Нет, не она, конечно, но… А я ведь раз и навсегда запретил себе думать обо всех своих родственниках оттуда, чьи тождественные соответствия были здесь. Нельзя! Мама, папа, бабушка… Нельзя и все!

Она вдруг подняла голову, видимо, заметив меня. Взгляд пронзительно-синих глаз был задумчив. Она еще вся в своей книге. Неожиданно на ее лице появилась лучезарная улыбка с ямочками на щеках, и она задорно спросила:

— Что смотришь, лейтенант, понравилась?

Сам не знаю, что на меня нашло. Стою, как дурак, и глупо улыбаюсь ей от уха до уха. И сказать ничего не могу, ни «бе», ни «ме».

Улыбка сошла с ее лица, и она стала внимательно разглядывать меня.

— А ведь я, наверняка, где-то тебя видела.

Опасность! Сейчас она узнает меня, и — пиши пропало. Ступор прошел, как и не было. Мозг заработал со своей обычной скоростью, перебирая варианты. Есть!

— А мне все говорят, что на Сталина похож. А я не Василий, я Федя.

Она узнала и усмехнулась:

— Действительно похож. Только вот ума, как у Василия Иосифовича, в тебе особо незаметно.

Получилось! Буду бутафорить под простоватого летеху. Я все так же стоял и глупо лыбился этой красавице.

— Ну, иди сюда, знакомиться будем, — она указала мне место на скамейке рядом с собой.

Смелая! Робко подхожу и беру протянутую прохладную ладошку.

— Галя. Галина Викторовна.

— Федя Константинов, лейтенант Государственной Безопасности, — гордо представляюсь, пытаясь не утонуть в ее синих глазах, как в вечернем небе.

— Целый лейтенант? И чем же ты, Федя, в Службе занимаешься?

Так. Что-нибудь не сверх крутое, но достаточно престижное?

— Шофер я, — говорю, делая ударение на букве "о", — все говорят, что очень хороший.

— А, — она опять лучезарно улыбнулась мне, — на машине покатаешь?

О! Есть чем заинтересовать! Н-да. А ведь не умею я девчонок клеить. Они здесь обычно сами на меня вешаются.

— Обязательно! — и немного уныло, — если машину дадут. А что ты читаешь?

Галина показала обложку. Учебник высшей математики для вузов. Разговорились. Оказалось, она окончила первый курс института и готовится дальше. Хочет к новому году сдать экстерном за второй. Математиком будет. Н-да, стараниями проекта «Зверь», в том числе и моими, здесь очень скоро потребуется много математиков. Точнее — программистов. Так, а ведь у меня там два высших образования было. С нынешней памятью мне здесь дипломы получить достаточно просто. Я ведь даже в универе на двух заочных факультетах числюсь. Мог бы, конечно, с ходу экстерном сдать, но не очень убедительно получится. Кто-нибудь может подумать, что мне просто как руководителю страны дипломы дали. Всему свое время. Через год защищусь. Решено. Есть о чем говорить.

— А я уже на третьем курсе заочного, — гордо докладываю, — конструктором самолетов буду.

— Здорово! А ты, Федор, не так прост, как кажешься.

Вроде бы удалось заинтересовать. Просидели полтора часа на этой скамейке, болтая о разном. Вот мороженым угостить ее не смог. Денег у меня в карманах не было. Забыл уже, что это такое. Ничего, в следующий раз в кафешку какую-нибудь свожу. Дал ей телефон кремлевского гаража. Предупрежу — соединят. Лишь бы позвонила. А не позвонит, все равно найду. Фамилия у нее простая — Кузнецова. Галя. Галенька. Галинка… Черт! Черт! Черт! Я же влюбился! Ни хрена себе! Мне же в том мире под семьдесят было, а здесь влюбился, как мальчишка…

Солнце конца августа грело еще вполне прилично. Загар, конечно, уже не тот, что в середине лета, а вот купаться в теплой подмосковной речушке было самое то. А потом поваляться под слабым ласковым ветерком на берегу…

— Странный ты какой-то, Федька, о политике говоришь так, как будто все на свете знаешь. Рассуждаешь, прям как папа.

Папа у нас изволил быть инженером, а мама — бухгалтер. Это я еще в прошлый раз выяснил.

— А на меня смотришь, как теленок у бабушки в деревне, — ее голова лежала на моем животе, и Галина постоянно поправляла прядку своих светлых волос, спадающую на лицо, — глаза большие и обнять боишься.

— Можно? — тут же спросил я, немедленно садясь.

— Теперь нельзя! Инициативу надо вовремя проявлять, а не по разрешению.

Н-да. Облом-с. А ведь действительно робею перед ней, как мальчишка. Надо как-то ломать ситуацию. Ложусь обратно, подложив под голову руки, чтобы видеть глаза девушки.

— А чего тебя так долго вчера к телефону звали?

— Машину ремонтировал, — нагло вру я.

Это надо было видеть лица членов ГКО, когда во время серьезного разговора о курдах в дверь заглядывает Поскребышев и докладывает:

— Василий Иосифович, звонок из гаража. Там спрашивают какого-то лейтенанта Федора Константинова и по вашему приказу немедленно переключили сюда.

Вся конспирация к чертям! Я, как горный козел, через приемную вылетаю в коридор, заскакиваю в первый попавшийся кабинет, гоню оттуда людей, распоряжаясь переключить звонок туда. Какая ехидная улыбка была потом у Синельникова! Вот гад! Ничего, я ему потом все припомню.

— Починил?

— Конечно, — отвечаю, продолжая врать, — Иначе, кто бы мне сегодня машину разрешил взять?

Пришлось долго объяснять начальнику «девятки» СГБ, что сегодня охрана мне категорически не нужна. Он критически хмыкнул и сделал вид, что согласился. Сейчас наверняка весь район оцеплен так, что мышь не проскользнет. А откуда-нибудь в бинокли сюда зырятся. Черт с ними. Я сам окинул взглядом ладную фигурку Галины. Раздельный купальник был достаточно скромным, но не мог прикрыть, ни довольно большой красивой и на вид упругой груди, ни широких крутых бедер при узкой талии. Как же мне, дураку, повезло!

Галина, щуря глаза от яркого солнца, довольно потянулась и спросила:

— Пойдем опять купаться?

Я сел, аккуратно подхватил девушку под мышки и, резко качнувшись, поднялся на ноги.

— А ты сильный.

— Есть немного, — согласился я и попробовал обнять ее. Почувствовав бешеное сопротивление, тут же отпустил.

Галина с плачем побежала в воду, прыгнула и поплыла от берега. Плавала она неплохо, но соревноваться с моими возможностями не могла. В несколько десятков гребков догнал девушку и стал просить прощения. Галя, понявшая, что оторваться от меня ей не удастся, повернула к берегу, доплыла до мелководья, села и разревелась еще больше.

— Вам всем, мальчишкам, только одно и надо!

Я встал перед ней на колени, взял ее руку и стал целовать пальчики.

— Почему, стоит проявить хоть вот столько внимания, — Галина показала мне щепотку другой рукой, — так сразу лапаться лезете?

Я, молча, продолжал целовать маленькую ладошку. В том мире мне было далеко за шестьдесят, но женскую логику я никогда не понимал. Сначала сама намекает, что не мешало бы обнять, а потом обижается…

— У меня никогда никого не было. В тебе вот впервые почувствовала какую-то цельность, непробиваемую надежность, а ты…

Все, пора этот рев прекращать. Я решительно обнял Галинку и стал успокаивающе поглаживать по спине. Ее соски сквозь ткань купальника прижались к моей груди. Черт! Как хочется большего, но нельзя! Постепенно девушка стала затихать и сама уже доверчиво прижалась ко мне. Взял ее голову в ладони, посмотрел в пронзительно-синие глаза, из которых еще капали слезы и сказал:

— Попробуй запомнить: я тебя никогда не обижу. Слышишь? Никогда!

Посмотрела на меня внимательно и, наконец, на ее губах появилась слабая улыбка. Вот теперь можно! Мой язык стал аккуратно снимать с уголков глаз соленые капельки. Почувствовав ласку, девушка совсем расслабилась. Подхватив одной рукой под спину, другой под коленки вытащил ее из воды, вынес на берег и аккуратно положил на покрывало. Прямо сейчас начать натиск? Нельзя! Это не военная операция. Пусть сначала поверит мне. Вытер полотенцем свое лицо и руки, достал сигареты, зажигалку и закурил. Галинка взяла пачку и стала разглядывать.

— Американские?

Я, молча, кивнул. Потерла мокрые ладошки о покрывало, достала сигарету, взяла губками и потянулась к зажигалке.

— Ты курила когда-нибудь?

Отрицательно помотала головкой. Я отобрал зажигалку, вытащил сигарету из ее рта.

— Значит, никогда не будешь.

— Строгий какой, — протянула капризно.

Очень задумчиво посмотрела на меня.

— А все-таки ты, Федька, странный. Я впервые в жизни была не против, а ты…

Она откинулась на спину и, раскинув руки, стала смотреть в небо.

— Меня не устраивает, что ты не против, — честно сказал я, загасил сигарету, закопал ее поглубже в песок, лег рядом и опять стал целовать пальчики и прохладную ладошку, — мне надо, чтобы ты хотела.

— Ты какой-то не такой, — она склонила головку набок, отвела в сторону длинную прядь светлых волос и стала с заметным удовольствием наблюдать, как я ласкаю ее пальчики, — я знакома с тобой третий день, а кажется давным-давно. Ты то как теленок, то как умудренный годами дед.

Н-да. Быстро же меня Галинка раскусила. Маска простоватого летехи сыпется на глазах. И что теперь делать? А ведь мне уже никакая другая не нужна.

— Дед тебя не устраивает? — спрашиваю, стараясь не показать горечь, и отпускаю ее руку.

Она села, сама взяла мою ладонь и прижала к своей щеке.

— Я только сейчас поняла: я люблю тебя…

Сейчас утону в ее пронзительно-синих глазах.

— Вот только, Федя… женись на мне. Нет, я и так на все согласна, но… Я хочу не только сейчас быть с тобой, я хочу навсегда…

Черт! Черт! Черт! Как же я сам этого хочу! В то же время идиотизм какой — девушка, которую я сам люблю, объясняется мне а я… А я не имею права обманывать ее!

Она потянулась ко мне, а я вынужден был отстраниться. В глазах появилась обида.

— Правда, любишь?

Заревела:

— Дурак ты, Феденька…

Черт, как все быстро! А может так и надо? Успеем еще узнать отрицательные стороны друг друга. Ладно. Обнимаю дрожащее тело и, как в омут головой:

— Не Федя я, а, все-таки, Вася.

Замерла, подняла голову, взглянула расширяющимися зрачками глаз и опять заревела, но теперь уже, кажется, счастливо, плотно-плотно прижимаясь ко мне.

— Все равно, дурак, хоть и Васька!

Ну, вот. Нашлась еще одна на мою голову, которая будет так меня называть. Черт! А ведь это просто здорово, что Галинке все равно, кто я такой! Ей действительно нужен просто парень с моей рожей и мыслями, а фамилия и должность — до лампочки. Я обнимал плачущую девушку и чувствовал, что меня отпускает напряжение последних месяцев. Что теперь все будет по-другому! Все будет просто здорово!…

Н-да. В том мире я себе и представить такого не мог! Ну, захотела девушка замуж, так, почему бы и нет? То бишь, по-французски: пуркуа па? Вчера, до покраснения Галинкиных губ, нацеловавшись в машине (ну, не хотел я концерт охране с биноклями устраивать), мы поехали в город и остановились у первого попавшегося ЗАГСа. Перед этим, еще собираясь уезжать с речки, я вызвал по рации охрану и послал кого-то с запиской моей невесты к ней домой за документами. Когда пожилая тетечка в огромных очках подняла взгляд с моего раскрытого перед ней офицерского свидетельства на меня, губы у нее затряслись. Но затем она быстро взяла себя в руки и все оформила, как положено. А я с удовольствием подхватил свою, теперь уже жену, на руки и понес к подогнанному к подъезду «Паккарду». Мы махнули на ближнюю дачу и закрылись в спальне…

А сегодня утром я впервые проспал. Нет, много нам, увы, в первый раз было нельзя. Женская физиология — штука строгая. Но ласкали мы друг друга до поздней ночи.

Тихий стук в дверь разбудил меня мгновенно. Я поднял голову, огляделся. Галинка спала, закинув на меня ногу и подложив ладошку под щеку. Мое лицо непроизвольно расплылось в радостной улыбке. Я аккуратно, чтобы не потревожить жену, высвободился и накрыл милую одеялом. С некоторым трудом нашел на полу плавки, натянул их, затем бриджи и открыл дверь. В нее тут же сунулась любопытная мордашка Светки. Ну, а кто еще это мог быть? Синельникову ведь все доложили. Я поднес палец к губам и, легонько вытолкнув сестренку, вышел в коридор сам. Светка повисла у меня на шее и обслюнявила. Еле отодрал ее от себя.

— Пошли завтракать. Есть хочу зверски.

— Пойдем, — согласилась она, но не утерпела:

— Вась, а какая она?

Я прикинул время, решил, что моя Галинка может еще минимум полчаса поспать, легонько щелкнул Светку по носу и непроизвольно расплылся в улыбке:

— Хорошая… Пусть еще немного поспит и я тебя с ней обязательно познакомлю. Договорились?

Наскоро перекусив и, совершенно не обращая внимания на обычную Светкину скороговорку, залпом выпил горячий кофе. Принял душ, в темпе побрился, надел белый парадный мундир со всеми наградами, сиганул в окно, сорвал первый попавшийся цветок с клумбы, запрыгнул обратно и пошел будить свою милую.

Галинка сладко спала, все так же подложив ладошки под щечку. Как не хочется будить, но сегодня столько дел. В том числе и у моей жены. Не знаю, что там у нее есть из гардероба в доме родителей, но первая леди Советского Союза должна быть одета соответствующе. Вот пусть со Светкой этим сегодня и занимается. Я провел цветком по исцелованным губам, не выдержал и приложился своими. Ох, как сладко! Галинка открыла глаза, и я тут же утонул в их синеве. Мы опять целуемся почти до потери дыхания. Потом жена неожиданно оттолкнула меня и стала рассматривать мой иконостас. Довольно улыбнулась и… заревела.

— Васенька, я сама себе не верю. Влюбилась в обычного парня, а ты оказался…

И чего девчонки по любой мелочи плачут? Совершенно не понимаю! Пришлось, взяв голову Галинки в ладони, с удовольствием повторять вчерашнюю операцию по осушению глаз милой кончиком языка. Наконец-то успокоилась.

— Галенька, мне на работу надо. А к тебе тут рвется познакомиться одна девица.

— Кто? — с некоторым удивлением и страхом спросила она.

— Да есть тут одна…

Она, кажется, догадалась, умная моя, села на кровати, натянула одеяло на свою голую великолепную грудь и смело махнула рукой:

— Давай!

Сумасшедший день! Тут восстание в Палестине на носу, а все лезут с поздравлениями. Нет, я, конечно, сам рад, как не знаю кто. Как вспоминаю свою милую, так непроизвольно расцветаю в улыбке от уха до уха.

Появился Николай Кузнецов, мой министр Военно-морского флота, с докладом о подготовке к сопровождению уже загружающихся в Севастополе судов в Хайфу. Тоже сначала поздравил. Затем докладывает, а его глаза буквально светятся. Тут до меня дошло — свершилась многовековая мечта русских моряков — корабли пойдут в Средиземное море через СВОИ проливы! Черт! Ну как мне ему объяснить, что это не моя заслуга а, в первую очередь, армии и всего народа? Ведь умный же человек.

К обеду приехал Лаврентий Павлович. Сначала поздравил. Очень приятно, когда такой человек радуется за меня так искренне. Это было заметно. А потом взял и выгнал. "Без тебя, — говорит, — справимся. Твое дело кардинальные вопросы решать. А сейчас — текучка". Ну и как прикажете его понимать? Как можно принимать серьезные решения, не разобравшись в мелочах? "А вечером я к тебе со своей Нино загляну в гости. Примешь?". Странный вопрос. Куда же я денусь? Притом, с радостью. Должен же я своей суженой похвастаться. Есть перед кем.

Выяснил в «девятке» где находится жена. Галина со Светкой оказались дома у родителей моей благоверной. Поехал туда. В машине меня застал звонок Синельникова. Он еще раз поздравил меня — в начале рабочего дня уже звонил — рассказал, что еще вчера вечером на правах родственника познакомился с моими тещей и тестем, поздравил их, распорядился установить телефон и освободил от работы на сегодня. Тесть и теща. Н-да. А ведь я немного робею. С Галиной знаком всего четыре дня, но уже знаю, что с ней у меня все будет нормально. А вот с ними? С другой стороны, если вырастили мою милую, то, значит, хорошие люди.

Кто больше робел, было непонятно. Виктор Иванович оказался довольно высок, но на меня смотрел как-то снизу вверх. А вот Софья Моисеевна… Бойкая красивая женщина с низким приятным голосом. Только увидев ее, мне сразу стало ясно, какой станет моя жена через десятки лет. Я заранее порадовался за себя, так как Галина была вся в мать. Теще было под сорок, но на вид больше трех десятков не дашь. Квартирка была маленькой — две комнатки. Из тех, что отгораживали во времена НЭПа из больших квартир дореволюционных доходных домов. На стене портреты отца, мой и знаменитый плакат со Светланой, где она в вечернем платье и в форме. Собственно говоря, сама Светка была здесь же. Выскочила из маленькой комнаты. Оттуда же, сначала выглянув и убедившись, что чужих нет, выбежала в одном нижнем белье моя Галинка. Они там вдвоем новые наряды примеряли. Не стесняясь новых родственников, обнял и крепко поцеловал жену. Потом повернул и ласковым хлопком по попке отправил обратно в ту комнату одеваться. Отдал теще сумку с продуктами, которую всучил мне перед выездом из Кремля Поскребышев. На малюсенькой кухоньке еле разместились впятером. В комнате, которая считалась большой, сесть было всем вместе негде. Выпили коньяку, бутылки с которым положил в сумку мой предусмотрительный руководитель секретариата. Девчонкам наливать больше не разрешил и отправил их собираться. Теща всплакнула, пришлось успокаивать. Не за тридевять земель дочка уезжает. Телефон есть. Когда в городе будет, всегда к родителям заскочит. А захотят, пусть к нам в гости приезжают. Только надо заранее позвонить и я машину пришлю. Сам Виктор Иванович чего-то явно побаивался. Чего? Наверняка что-то уровня тридцать седьмого года, когда сволочь Ежов свирепствовал. Надо будет у Егора спросить. Не мог он всю семью не проверить. До седьмого колена. У него целых двое суток с момента нашего с Галинкой знакомства до регистрации было. А Синельников — профессионал до мозга костей. Для него мелочей не бывает. Так что если и есть что-то за моим тестем, то явная ерунда. Выясню и сам успокою. А сейчас… Выпил еще раз с новыми родственниками и попросил называть меня на «ты». Тесть сначала не понял. "Как же это, Василий Иосифович? Вы вождь, а мы…". Ага! Я уже вождь, значит. Нет, с пропагандой надо срочно разбираться. Совсем запиарили. Относительно близкий родственник за человека не считает.

— Значит так, Виктор Иванович. Два варианта. Или вы теперь тесть вождя, или я ваш зять. На выбор, хотя суть одна. Но в обоих случаях меня надо называть на «ты». Так понятно?

Или я его все-таки убедил, или споил. Третьего не дано. В наши с ним стаканы я наливал по полной.

— Мам, — появилась моя жена, — я ничего не брала. Одежда у меня новая, а учебники и книжки я на днях заберу.

У тещи опять, похоже, сейчас глаза на мокром месте будут. Как будто дочь на Луну улетает. Надо срочно делать ноги!

Н-да. Вечером, значит? Нина Теймуразовна Берия командовала на моей ближней даче, как у себя дома. Понавезла каких-то людей, забрала моих девчонок, а меня выгнала. Очень гордая и властная женщина. Я — Васька, знал ее очень давно и всегда называл по имени-отчеству. А пару недель назад, видимо почувствовав отношение своего мужа ко мне, она встала подбоченясь передо мной и заявила:

— Вася, ты меня оскорбляешь, называя так! Заставляешь чувствовать себя старухой. Я что, по-твоему, это заслужила?

Я тогда внимательно посмотрел на нее, на эту стройную южную, в общем-то, молодую, всего тридцать пять лет, красавицу, и, в шутливом жесте сдачи, поднял руки вверх. Теперь зову ее по имени, но на «вы». Слишком уважаю.

Интересно, что они там задумали? Венчание в церкви коммунисты отменили сразу после революции и провозгласили свободную любовь. Не клеилась семья к военному коммунизму по Троцкому. В деревнях на это не обращали внимания и по-прежнему играли свадьбы. Потом, все-таки, появились ЗАГСы и стали регистрировать. Причем, в первую очередь, смерти и разводы. И только потом браки. Даже свидетелей тогда не требовалось. Только относительно недавно опомнились, что семья — это ячейка общества. Но вот свадьбы в городах еще были не приняты. Так как считались буржуазным предрассудком.

Я устроился в беседке, прихватив несколько папок с документами. Уже начало смеркаться, когда уехал автобус со всеми, кого привезла на ближнюю дачу днем Нино. Тут приехали Егор с Берией. Мы только успели перекинуться несколькими словами, как появилась Светлана в своем знаменитом на всю страну вечернем платье и позвала нас в дом.

Н-да. Свадьба у нас все-таки была. Совсем маленькая, без большого количества гостей. Только самые близкие, но — свадьба. И, как минимум, с двумя генералами. Один из которых был целым генерал-полковником, а другой вообще маршалом. Ну, а как это еще назвать, если невеста была в… У меня самого челюсть отвисла, когда Нино со Светкой ввели в столовую мою благоверную. Длинное белое с еле заметным розовым оттенком полупрозрачное платье, совершенно не скрывающее великолепную фигуру моей любимой. Плечи, верх полной груди и руки голые, но прикрыты белой же и тоже полупрозрачной шалью. И длиннющая фата на высокой сложной, крупными локонами, прическе. И эти огромные пронзительно-синие глаза на ее прекрасном лице. Я стоял, смотрел на свою милую и балдел, а в голове крутилась только одна старая поговорка: "Дуракам — счастье!"…

Говорят, беда не приходит одна. Но и хорошие события в одиночку не ходят. Ну, во всяком случае, для моей страны и для меня. А тут еще Егор на следующий день после нашей с Галинкой свадьбы удивил.

Синельников был какой-то не такой. Чем-то напоминал кота, объевшегося сметаной. Немного больше улыбался, чем обычно. Чуть медленней реагировал на слова. Нет, это запаздывание реакции мог заметить только я, со своими более тонкими, чем у обычного человека, чувствами. Было такое ощущение, что Егор постоянно неосознанно что-то вспоминает. Причем это совершенно не доставляет ему отрицательных эмоций. И, в тоже время, у него явно был какой-то комплекс. Вины? В конце концов, я не выдержал и спросил:

— Слушай, генерал-полковник, давай колись. У тебя явно что-то произошло. Вот только что? Хорошее или плохое? Никак понять не могу.

Синельников задумчиво посмотрел на меня, огляделся вокруг, проверяя отсутствие рядом кого-либо, кто мог нас услышать и выдал загадочно:

— Плотное общение с твоей женой до добра не доводит!

— Что? — совершенно не понял я Егора.

— А то! — неожиданно расхохотался он, — Меня сегодня ночью Светка изнасиловала. Наслушалась от твоей благоверной, как это здорово, как прекрасно и пристала как с ножом к горлу — хочу и все!

Н-да! Я практически пополам сложился от хохота, попробовав представить, как моя маленькая сестренка насилует этого громилу. Звукоизоляция кабинета была нормальная, но Поскребышев, видимо, что-то все-таки расслышал и обеспокоенно заглянул в дверь. Посмотрев на двух ржущих, и показывающих друг на друга руководителей страны, он успокоился, довольно улыбнулся и ушел, предварительно покрутив пальцем у виска и сверкнув своей бритой головой. Реакция директора моего секретариата только добавила нам веселья. Я только начал утихать, как сообразил, что моя Галинка собиралась сегодня встретиться со Светкой. Были у них какие-то общие планы на этот день. Сложившись опять, я кое-как передал эту информацию Егору. Он оторопело посмотрел на меня и опять расхохотался, представив, как наши жены делятся впечатлениями.

— Мы уже победили. Разве вам это еще не ясно? Сейчас надо думать уже не о войне, а о мире. О будущем. Каким оно будет? Какое вообще будет послевоенное устройство мира? Место нашей страны в этом новом мире? Наши действия, как руководителей державы?

Я говорил с небольшими паузами между предложениями, стараясь подражать речам отца. Он был отличным оратором. Хорошо, что осталось много записей выступлений. Была возможность поучиться. После моих слов в кабинете наступила тишина.

— О том, что мы имеем очень большое техническое, технологическое и научное превосходство, наверняка всем присутствующим известно. Основная наша задача — сделать так, чтобы это превосходство оставалось не на год или несколько десятков лет, а навсегда. Вот и давайте думать, как это обеспечить. И… У нас сейчас просто громадные успехи, как на фронте, так и внутри страны. Вот только, товарищи, очень вас прошу, не надо останавливаться на достигнутом, чтобы не произошло, как говорил отец "головокружение от успехов".

Н-да. Непонятно, о чем они размышляют, но никаких предложений почему-то не поступает.

— Товарищ Сталин, — начал первым Маленков, — а может все-таки рано заниматься такими вопросами? У нас вполне хватает текущих задач, не решив которые, нам рано, по-моему, задумываться о будущем.

— Потом может оказаться поздно, Георгий Максимилианович, — немедленно парировал я, — когда мы вплотную столкнемся с серьезной проблемой не подготовленные к ней, не имея нескольких вариантов ее преодоления, может оказаться поздно.

— Я полностью поддерживаю Василия Иосифовича, — маршал Берия встал, говоря эти слова. Оглядел всех через круглые стекла своего пенсне и продолжил, — Неужели вы все еще не осознали, почему товарищ Сталин так быстро стал нашим лидером и вождем страны?

Н-да. Вот только восхвалений от Лаврентий Палыча мне сейчас и не хватает. Хотя, с другой стороны, его речь отсюда, из моего кабинета, на передовицы газет не попадет. Пиар среди народа мне не требуется. За глаза и за уши уже. А вот среди высшего руководства, возможно, не помешает. Опыт аппаратных игр у маршала на порядок больше моего. Вот здесь я просто обязан полностью положиться на него. На одних силе и страхе долго не продержишься. Уважение зарабатывается, увы, не только делами, но и мнением авторитетов.

— Василий Иосифович дальше всех нас видит, находит наилучшие варианты решений. Кому это здесь еще непонятно? — Ого! Тяжелая артиллерия с тонкими намеками на толстые обстоятельства. Открытым текстом сказано: "кто не с нами, тот против нас". А может здесь и сейчас так и надо?

— У меня вопрос. Только прошу понять меня правильно, — Каганович тоже встал и посмотрел мне прямо в глаза, — я полностью согласен с линией товарища Сталина и буду поддерживать вас во всем. Причем, — он повернулся к Берии, — вопрос касается в первую очередь не Василия Иосифовича. Генерал-полковник Синельников буквально недавно генерировал очень много здравых идей. А сейчас почему-то молчит. Егор Иванович, ну что же вы?

Вот это выдал! Не в бровь, а в глаз! Смел и умен у нас товарищ Каганович. Что самое интересное, я с ним уже великолепно сработался. Но почему он не задал этот вопрос один на один? Я поочередно посмотрел на Егора и вопрошающего министра. Краем взгляда заметил очень слабую поощряющую улыбку садящегося Берии. Ах, вот оно что. Он нисколько не сомневается, что Егор выкрутится, а Каганович явно на моей стороне и задал этот вопрос специально, чтобы укрепить мое положение.

Синельников попытался встать, но я его удержал. Не в школе урок учителю отвечает.

— Лазарь Моисеевич, я даже благодарен вам за этот вопрос. Да вы садитесь, — Егор поднял руку, повернул ее ладонью вниз и вертикально опустил. Интересно, кто из присутствующих знает, что так отдают команду «сидеть» служебным собакам? И, даже если знает, смог ли понять? Скорее всего — никто. Все-таки сопоставить ситуацию сложно.

— Понимаете, товарищи, совсем недавно у нас был лидер и учитель Иосиф Виссарионович. Мы его, увы, потеряли, — лица многих стали хмурыми, — сейчас у нас новый вождь. Я не буду сравнивать отца и сына. Это бессмысленно и глупо. Раньше, как вы, Лазарь Моисеевич, очень метко заметили, я кое-что предлагал. Но вот рождалось все это после разговоров с учителем. Сейчас же… Да что я буду перед вами, товарищи, Ваньку валять? Здесь же все свои и все понимают. Мы с Василием очень близкие друзья да, к тому же, родственники. И мы теперь достаточно часто видимся. Все, что мне кажется правильным, я теперь говорю прямо нашему лидеру. У тебя, Вася, надо признать, хороших идей, почему-то больше. А мои, после твоей обработки, становятся еще лучше. Мы с Егором улыбнулись друг другу. Молоток! Как здорово все повернул.

— Я достаточно ясно ответил наш вопрос, Лазарь Моисеевич?

— Вполне.

— Нет, если кому непонятно, то добро пожаловать ко мне в управление на площадь Дзержинского. Попробую еще какие-нибудь доводы поискать.

Грохнули все! Ну и шуточки у Синельникова! Многие ли догадались, что это не совсем шутка? В подвалах Лубянки очень хорошо умеют убеждать.

Отсмеявшись, Лаврентий Павлович, снял пенсне, протер и надел обратно.

— Умеешь ты, генерал-полковник повеселить. Чувствуется моя школа. Ладно, товарищи. Повеселились и хватит. Очень рекомендую всем подумать над словами Василия Иосифовича.

Восстание против английских колонизаторов в Палестине было очень тщательно подготовлено. Причем арабы восстали вместе с палестинцами. Так здесь называли местных евреев. Скоординированное буквально по минутам, оно прокатилось по маленькой стране как цунами. Не ожидавшие такого британцы попытались подавить восстание, но тут на рейде Хайфы появились два линкора с тремя эсминцами и большим количеством ракетных и торпедных катеров. Попробовавшую открыть огонь береговую батарею накрыли пикирующие бомбардировщики. Дальности полета Ту-2 легко хватало, ведь они действовали со срочно оборудованного аэродрома под Анталией. Следом за боевыми кораблями и под их прикрытием в порт вошли суда с войсками и техникой Армии Обороны Израиля.

Уже на следующий день танки советского производства, но с голубой звездой Давида на броне вошли в Иерусалим. Противопоставить современной военной технике и, что важнее, очень хорошо подготовленным и вооруженным бойцам АОИ британцы ничего не смогли. На раскаленных жарким солнцем плитах древнего города, которые помнили очень многое, вплоть до последних шагов самого Христа на Голгофу, обнимались евреи и арабы, иудеи и мусульмане, христиане и неверующие. Их страна теперь была свободна от ига коварного Туманного Альбиона. Здесь же, на этих древних плитах, между которыми скопилась пыль веков, два лидера провозгласили независимый Израиль. Давид Бен-Гурион, с тридцать пятого года возглавлявший Еврейское агентство ("Сохнут"), а недавно ставший еще и лидером МАПАЙ (рабочая партия Израиля). Молодой, но уже имеющий огромный авторитет Менахем Бегин, сумевший возглавить всю вооруженную борьбу против захватчиков. После скончавшегося от тяжелой болезни в Нью-Йорке Зеева Жаботинского, Бегин стал руководителем объединенных «Эцеля» и «Бейтара». И теперь два лидера только что провозглашенного государства стояли на наспех сколоченной трибуне и… плакали. У них, у их народа теперь была своя страна. Десятки лет борьбы. Но сколько труда и боев было еще впереди! Ведь надо было помочь освободить от англичан окружающие их Израиль страны.

Я когда-нибудь сойду с ума! Этот ее взгляд пронзительно-синих глаз… Искушающая улыбка… Вся ее манящая гибкая фигура на мокрых измятых простынях…

Я сам не понял, как стал успевать делать все. Любые вопросы решались теперь очень быстро. Сложные проблемы неожиданно оказывались простыми. Всего-то надо было на них посмотреть с нужной стороны. А как стала подчиняться мне машина! Нет, не подчиняться. Я сливаюсь со своим «Яком» в одно целое и очень точно чувствую, что нам можно, а что не очень. Легко попадаю в конус чуть ли не с километра. Я спокоен и холоден в воздухе. Прицеливаюсь и заранее знаю, что попаду в мишень. Я просто чувствую, где она будет через те секунды, которые потребуются снарядам моей тридцатимиллиметровой пушки, чтобы достичь ее. Горячим и очень возбужденным я буду значительно позже. Увы, но я несколько загонял Сашу Покрышкина и присоединившегося к нам Павла Рычагова. А групповые бои — это вообще что-то. Они вдвоем мочат условного противника, а я как-то успеваю крутиться и прикрывать их обоих. Впрочем, нас теперь две пары. Вызвал с фронта своего привычного ведомого Николая Зарубина. Он уже капитан. А его грамоту Героя я сам подписывал. Заслужил парень. А на фронте сейчас работы почти нет. Очередная операционная пауза после взятия Ирана. Немцы нападать на нас не могут, а мы не хотим, пока полностью не будем готовы к сокрушительному удару. В общем, работаем пока над совершенствованием. Летаю теперь минимум каждый второй день. И что я буду делать, когда на пятидневную рабочую неделю перейдем?

Но, как же хорошо теперь дома! Еду на ближнюю дачу и знаю — Галина меня ждет. Во сколько бы я не приехал, всегда увижу ее радостный взгляд, почувствую мягкие сладкие губы на своих. Как смотрю на свою милую, так у меня сразу что-то твердеет. И как с этим бороться? И надо ли?

— Васенька, пойдем спать, — скажет она, облизнув губы, и так озорно и ласково улыбнется…

Эта ее лукавая искушающая улыбка, которая так много обещает… Нет, я точно сойду с ума! Как минимум, на эту ночь…