"Евгений Пермяк. Горбатый медведь. Книга 2" - читать интересную книгу автора

нотариуса. И все это могло всплыть теперь при власти, которая во имя
торжества истины не щадит никого.
Ильюша Киршбаум пришел к Шульгину в кожаной тужурке. Ему ушили в плечах
отцовскую. В другой одежде, как думал он, нельзя было наносить столь
серьезный визит.
У Санчика не было кожаной тужурки, и он не мог походить на Артемия
Гавриловича Кулемина. Зато у Павлика Кулемина была лишняя офицерская папаха
из серого каракуля. И Санчик надел ее и тоже ушитую солдатскую шинель.
Начал разговор сам Шульгин:
- Чем могу быть полезен, господин Киршбаум Илья Григорьевич?
Илью это обидело. Зачем же называть его по имени и отчеству? И еще
господином. Поэтому он повел разговор не столь мягко, как было задумано.
- У вас пустует так много комнат, Виктор Самсонович. И пустует
двухэтажный флигель. А нам... А нам, комитету Союза рабочей молодежи, негде
проводить собрания.
- И что же? - спросил, заметно багровея, Шульгин.
- Может быть, вы уступите или сдадите комнаты, в которых вы не живете?
- Я не живу в них, потому что мне, при данных порядках, или, говоря
прямее, беспорядках, нечем отоплять.
- А мы найдем отопление, - вставил свое слово Санчик Денисов и поправил
сползающую на глаза папаху.
- Если вы считаете, что можно врываться в чужой дом, тогда врывайтесь.
Вам ничего не стоит сломать двери. Они не так прочно заперты. И
располагайтесь. А я сам своими руками не отдам то, что принадлежит мне.
На это Ильюша, продолжая вместе с Санчиком стоять у порога передней,
сказал:
- Нам никто не поручал занимать, ломать и тем более врываться. Если бы
нам поручили так поступить, мы не стояли бы у порога. Решения по вашему дому
нет. И мы просто-напросто, боясь, что его займут другие, решили опередить...
В это время вошел Емельян Кузьмич Матушкин и сказал:
- С морозцем, Виктор Самсонович. Здравствуйте! Как изволите поживать?
- Благодарю вас, Емельян Кузьмич. Прошу!
Шульгин не мог не провести в комнаты почтеннейшего в Мильве мастера и
знатного большевика.
Разговор продолжился в малой гостиной. Эта малая гостиная могла
уместить две-три средних мильвенских квартиры. Поэтому Илья Киршбаум еле
справился со своим ртом, чтобы не дать ему открыться от удивления. А Санчик
бывал в этих хоромах, когда его мать стирала на Соскину. И он уже
прикидывал, где и что можно расположить.
Матушкину тоже не приходилось бывать в роскошных апартаментах
пароходчицы, которые и его поразили своим великолепием.
- Так вы порешили, Виктор Самсонович?
- Вы, простите, о чем, Емельян Кузьмич?
- О доме. Об обоюдной договоренности.
- Послушайте, Емельян Кузьмич, неужели и вы вместе с этими мальчиками
допускаете, что я раскрою залы и скажу: "Милости прошу, молодые люди,
располагайтесь".
На это Матушкин, ничуть не иронизируя, ответил:
- Я именно так и думал. Потому что я всегда видел в вас разумника и не
допускал, что мне, человеку, куда менее образованному по сравнению с вами,