"Николай Переяслов. Тень 'Курска' или Правды не узнает никто (Роман) " - читать интересную книгу автора

учителем в школе. А летом, когда в ней городской пионерлагерь -
воспитателем. Вот сегодня возила свою группу в зоопарк.
- На "Баррикадную"?
- Ну да, на "Краснопресненскую". Мы ведь по кольцу ехали... Целый день
там прогуляли, так здорово! Особенно мне одна парочка понравилась, в
обезьяннике. Она все к нему ластится, бедная, все обнимает его, а он сидит,
набычившись, и только жует, жует, жует... Со смеху помереть можно.
Мы опять замолчали и до самого верха эскалатора ехали молча.
- Ты на меня сильно сердишься? - спросил я, когда группа снова была
построена наверху и затем, перейдя на другой эскалатор, поехала вниз на
станцию "Чкаловская".
- Что с тебя возьмешь? - вздохнула она. - Ты, видно, не можешь, чтоб не
перепутать. Сколько я говорила тебе, готова ждать? Полгода. А ты на сколько
опять пропал? - и, потрясенно закрыв глаза, сама же себе ответила: - На семь
лет! С ума сойти...
- На семь? - изумился я и сам, только теперь охватывая взором
промелькнувшее время. - Действительно, аж не верится... Я искал тебя, ходил
в ЖЭУ. Но никто ничего не говорит: куда переехали, по какому адресу? А тут
ещё и мои старики квартиру разменяли...
- И где ты сейчас живешь?
- Возле метро "Фрунзенская". А ты?
- У "Братиславской". Там сейчас целый новый район выстроили. Марьино
называется...
Я и не заметил, когда мы успели войти в вагон и усадить ребятишек, -
восприятие действительности возвратилось только тогда, когда слух уловил
прозвучавший в динамиках остаток фразы: "...Следующая станция - Люблино".
- Красивое название, правда? - повернула ко мне лицо Ленка.
- Как будто специально для поэтов, - согласился я и тут же
проиллюстрировал сказанное пришедшими в голову строчками: - Если сердце
влюблено, надо ехать - в Люблино.
- Ты начал писать стихи? - широко распахнула она глаза от удивления.
- Нет, к сожалению. Это у меня так, случайно вырвалось, - смутился я от
жжения незаслуженной славы. - Хотя вообще-то, конечно, я тоже имею отношение
к печатному слову, - и, вынув из внутреннего кармана куртки, я протянул ей
свои новенькие малиновые корочки с вытесненной золотыми буквами надписью
"ПРЕССА".
- "Молодежная правда", - прочитала она, раскрыв их. - И давно ты в этой
газете?
- Первый день, - признался я.
- Так у тебя сегодня начало трудовой жизни?
- У меня сегодня вообще начало жизни, - сказал я...

Не помню, как мы довели тогда детей до школы и передали их там
родителям. В памяти смутно засело, как шли потом мимо марьинских прудов и
выгнутых мостиков к Ленкиному дому и как я покупал по дороге в каком-то
магазинчике шампанское и конфеты, а она стояла рядом и ждала... Еще смутно
помню, как переступив порог её квартиры, мы набросились друг на друга с
объятиями, уронив куда-то на пол пакет с купленным вином, и, едва добредя в
таком сплетенном положении до дивана, упали на него, впиваясь друг в друга
неистовыми поцелуями и в нетерпении сбрасывая на пол свою и чужую одежду...