"Леонид Переверзев. Гряди, Воскресенье: христианские мотивы в джазе Дюка Эллингтона." - читать интересную книгу автора

я стал, как мог и умел, предельно наивными домашними средствами
разрабатывать джазовую "апологетику" и "экзегетику". По настоящему это
началось после того, когда со второй половины пятидесятых годов я стал
показывать и комментировать негритянский джаз не только в частных домах, но
и в общественных местах, а еще лет через пять - в журналах, на радио и
телевидении.
В сталинскую и после-сталинскую эпоху главным аргументом в защиту джаза
было, конечно, угнетенное положение чернокожих в Америке до отмены рабства,
как и последующая расовая дискриминация негритянского пролетариата. Я
эксплуатировал подобную аргументацию в полную силу, неустанно цитируя
название (признаться, никогда мною не читанной, но, говорят, неплохой) книги
Сидни Финкелстайна, американского марксиста; называлась она "Джаз, музыка
народа". Отсюда открывалась возможность подробно развивать тему спиричуэлс и
госпелз, как выражения стремления к духовной независимости, свободе от
жестокого деспотизма и суверенитету личности Все это было, между прочим,
чистой правдой, хотя и неполной. Но так или иначе, когда я пояснял, что
чернокожие рабы отождествляли свою судьбу с судьбой пленников фараона или
вавилонского царя, мои слушатели мысленно, а иногда и вслух прикидывали
возможные параллели между самочувствием воображаемого ими цветного населения
США и того слоя советской интеллигенции, к которому они себя относили.

"Кто же вы тогда?"

Ярко помню случай, когда один из любителей джаза впервые публично
самоидентифицировал себя существенно иначе (до сих пор жалею, что не успел
тогда спросить его имя, а потом встретиться так и не довелось). Было это в
дни хрущевской оттепели, мы пытались создать московский джаз-клуб и
проводили (под присмотром кировского райкома комсомола) одно из
подготовительных организационных собраний. На нем выступил с директивными
указаниями некий партийный функционер союза советских композиторов,
официально назначенный быть вторым (после Шнеерсона) специалистом по
американской музыке. Он грубовато-покровительственно увещевал нас с трибуны:
пора вам, товарищи, понять ваши заблуждения, и отказаться от слепого
поклонения Эллингтону, Армстронгу, Паркеру и другим буржуазным декадентам и
модернистам. Равняйтесь на произведения, утверждающие подлинно
социалистический реализм в борьбе рабочего класса США за свои гражданские
права и против империалистической военщины. Возьмите за образец "Блюз
безработного" и балладу "Запретите атомную бомбу".
Тут очень интеллигентного вида молодой человек, сидящий рядом, вдруг
вскакивает и кричит на весь большой конференц-зал МОГЭСа (где мы собрались):
"Я категорически протестую. Мы - любители джаза, а не идеологические и
политические агитаторы, роль которых вы нам навязываете!"
Член парткома союза композиторов от изумления замолкает, а потом медленно,
тяжело, очень многозначительно и почти с нескрываемо-кагебешной угрожающей
интонацией начинает: а вы, что же, считаете себя живущим в советском
обществе и находящимся вне идеологии и политики?
- Да, восклицает молодой человек, я не идеолог и не политик и не
пытайтесь, пожалуйста, меня ими сделать.
Член такого явно не ожидал, сразу не может сообразить, как дальше
проводить тут очередное решение политбюро по правильному воспитанию