"Елена Переслегина. Альтернатива? Экранопланы! (Короткая повесть)" - читать интересную книгу автора

- Это убеждение, - Фил включился. Его всегда включал именно Уэллс.
Сутки на трансцендентные переживания - это многовато. Спустимся-ка мы в
интернет-кафе. Ресурсы одной лос-анджелесской ночи могли ему сегодня
пригодиться.
Интернет-кафе оживленно гудело. Там был чат и чад из соседней
пышечной. Новости только усиливали речь Мельникова. Президенты двенадцати
стран, включая США, собирались на свой конфиденциальный совет в Гааге.
Стихийные и запланированные столкновения двух религий случились на текущий
час даже в Австралии, что было уж чрезвычайно резво для этой политической
клуши, повторяющей имперские глупости, обычно по истечении срока их
осознания и преодоления в США. На сайте "Майя" Филу было оставлено письмо,
беспричинное... "Я б в жизни таких не писал..." - процитировал Уэллс. Этого
однако, оказалось достаточно, чтобы Фил позабыл жару и составил план
действий. Хомолюденс, похоже, тоже не на пляже лежат, там, конечно,
ресурсов больше, но и трение отлаженных механизмов вековой принудительной
идентификации "ты есть белый американец" - тоже не подарок. Иначе и не
попал бы он седьмым в этот комфортабельный пятый Рим, девятый Вавилон на
побережье экранных копий будущих времен. С тех пор как отгремели процессы с
компьютерными личностями, Лос-Анджелес стал персоной нон грата, городом
де-юре, миром де-факто и нашел-таки себя повзрослевшим и выбросившим банку
на веревке с грязного пуза и отмывшим это самое пузо, которое стало
прилично зваться живот, восходящий по-старорусски к корню "жить".
Жаль, в прохладе поддерживающих потоков нельзя оставаться вечно. Так
бы и сидел там. Вот и людики рассосались, схлынула молодежь, привычная к
иным чудесам. И то, шугаются люди хорошего, вечно оборачивается оно в
России обломом каким, а то и сразу счетчиком. Платит земля долги за своего
Бога, который был бос и духовен, и невдомек ему было, что скоро каждый
такой умник выберет свою калибровочку из двух осей и полетит на ней строить
купол своего цирка. И калибровочки эти будут разные: нация и воля, свобода
и познание, страсть и смерть и много чего еще...
- Ну, что ж, - сказал Фил, - стало быть "не пахло иностранщиной -
пахло революцией, и были у революции ясные глаза".


16

- Вот это да, - отозвался Уэллс, - то-то народ повымелся. Ты забурел
сильно, я вижу, аж завидки берут. Скажи слово звонкое, сволочь, хватит
намекать на абсолютное знание и относительное бытие. Так ты людей
порастеряешь, а без них ты - ноль, понял? - Уэллс шипел. Фил никогда его
таким не видел. Уэллс всегда слушал и любил Фила, он только помогал,
понимал и заворачивал слова в рифмы и формы. Что его вдруг заело? На экране
медленно и неотвратимо грузился портрет Анвара, подтверждая Дашкин сон,
его, Фила, существование и еще кое-что такое, о чем не хотелось думать, но
приходилось принимать во внимание. В почте лежало письмо от Алиски, в нем
лежал золотой ключик - от утки, которая в зайце. И на дно морское его было
не отправить - предательская щука принесет. Что у них там, в Лос-Анджелесе,
детей, что ли, нет ни у кого, роботы чертовы? Мир над Алискиной головой
нужно было спасать. Вот так мы и вписываемся в Реальность по самые уши,
заводим привычки и убеждения и строим среди них проселочные дорожки