"Павел Пепперштейн. Ватрушечка" - читать интересную книгу автора

комические эффекты. Пустота, лежащая в глубинах памяти, делает нас
смешливыми, подобно тому как емкость, скрытая в глубине горного массива,
порождает акустический резонанс. Впрочем, роман Плещеева лишь косвенно
юмористичен.
Я уже сказал, что наша встреча с автором Освальда произошла на
иллюминированной старинной площади, среди огоньков, под слабым дождем.
Приблизившись к "павильону ужасов", мы сели в черный мерседес образца 1930
года, движущийся по рельсам, наподобие трамвайчика. И этот транспорт увлек
нас в туннель.
- Вы несколько старше меня, - начал Плещеев, - и поэтому, наверное,
помните настоящие китайские аттракционы, а не те подделки, вроде той, с
которой я только что слез.
- О да, - ответил я охотно, - я помню еще знаменитую карусель по имени
"Веер с персиковыми цветами".
Он прищелкнул пальцами с видимым наслаждением.
- Ах, что за времена были!
- Туннель ужасов, в котором мы сейчас с вами находимся, тоже хорош.
Здесь никогда ничего не меняется. Те же мрачные автомобили, несущиеся друг
за другом по темному коридору, те же гибнущие дети...
Мою речь перекрыл скрежет. В ярко вспыхнувшем сиянии на рельсы
выскочили искусно сделанные дети в матросках, автомобиль смял их, блеснули
на миг озаренные ужасом голубые глаза, беспомощно всплеснула маленькая
ладонь в синем рукаве, ветровое стекло покрылось мелкими капельками крови.
- Теперь, - сказал я, - когда видишь аттракцион много раз, это только
ностальгически теребит нервы. Но после первого посещения мне снились
искаженные личики, золотой якорек на рукаве... Но, если уж мы говорили о
развлечениях прежних времен - времен моей молодости, - все это бледнеет по
сравнению с так называемым Домом Сухих Цветов. Он появлялся незадолго перед
Рождеством, в темную снежную ночь. Обычно он находил себе место на
какой-нибудь достаточно оживленной улице, в проеме между двумя большими
доходными домами. Выйдешь, бывало, утром купить горячих каштанов и вдруг
видишь, что там, где еще вчера зияла прореха и темнел пустырь, стоит он
высокий, строгий, без всяких украшений, с абсолютно черными стеклами в
длинных узких окнах. В этих непрозрачных стеклах отражалась иллюминация
кондитерских лавок и подводные огоньки торговцев живыми рыбами...
- Живыми рабами? - не расслышал Плещеев.
- Живыми рыбами, - поправил я. - Дом Сухих Цветов это было солидное
предприятие. Скромная вывеска извещала о невозможности входа для детей,
подростков, впечатлительных женщин и людей со слабой нервной системой. На
первом этаже, сразу влево от входа, был особый ресторан. Впрочем, я там
никогда не обедал - я сторонник простой здоровой пищи, к тому же
вегетарианец. К тому же ностальгирующий эмигрант. Вареная картошка с дымком,
соленый огурчик, рюмка водки - что еще надо пожилому писателю? В мире
существует много хорошей еды - простой, хорошей еды...
- Да, я читал ваш роман "Еда", - сказал Плещеев. - Шестьсот страниц
сплошного описания различных блюд... Читая его, я представлял вас
розовощеким толстяком... - Он бросил косой взгляд на мое сухое бледное лицо
и тщедушное телосложение.
Я хотел сказать что-то, но грохот перекрыл мои слова. На
головокружительном повороте нам открылся стремительно надвигающийся на нас