"Павел Пепперштейн. Диета старика " - читать интересную книгу автора

комментария следует, что это Дунаев - главный герой медгерменевтического
романа "Мифогенная любовь каст") - или, что более вероятно, сам фон Кранах
становится частью снов этого существа - которое в дидактических целях, чтобы
отучить его от монокулярного зрения, наносит ему удар биноклем. Впрочем,
бинокулярное зрение рискует оказаться фатальным для немца: его шансы стать
"Я-с-новым", несмотря на данное ему берлинским начальством разрешение на
отдых в Альпах, невелики; отпуск вряд ли поможет ему "отремонтировать"
поврежденное "я".
Тексты Пепперштейна псевдонарративны, в них присутствует своеобразная
воля к незавершенности. Автор не подмигивает читателю из своей ниши, намекая
на то, чтобы они-де уже прошли вместе изрядный отрезок пути и скоро
благополучно придут к финишу. Пепперштейн заменяет креативную установку,
свойственную большинству пишущих, рекреативной: он превращает письмо в
отдых, соглашаясь принять его как поражение (не случайно сборник его стихов
называется: "Великое поражение и великий отдых"). Отсутствие сговора с
читателем заставляет предположить в авторе "Диеты старика" любителя (если
относить этот термин не к качеству литературы, а к установке литератора);
зато от его читателя требуется профессионализм. Паша легко переходит с прозы
на стихи, которые иногда походят на поэмы и занимают десятки страниц,
переходя в теоретические комментарии. Местами эти стихи воспринимаются как
водные преграды, преодоление которых требует обладания подводными крыльями;
в противном случае читатель рискует сразу пойти на дно. Единство книге
придают не нарративные тексты, а комментарии, написанные в основном в
последние годы. Эти "тексты дискурса" категорически не рекомендуется
пропускать: именно в них сконцентрированы самые неожиданные
интерпретационные возможности. Иногда дешифровка на первый взгляд прозрачных
нарративов оказывается крайне сложной и многозначной. Интерпретация
здесь -не менее важный акт, чем написание интерпретируемого текста. В
комментариях все чаще встречаются имена Пруста, Набокова, Кафки, Борхеса,
Юнга, Фрейда, Хайдеггера, переориентирующие ранее написанные тексты на более
широкое культурное пространство, чем то, в котором московский концептуализм
функционировал первоначально. Думаю, что публикация "Диеты старика" бросает
ретроспективный свет на речевую и инсталляционную практику Медгерменевтики,
одним из основателей которой был Пепперштейн. Эти тексты также "не создают
отношений", как и медгерменевтические, через них читатель должен поставить
диагноз самому себе. С графическими же листами их роднит то, что они
подписаны именем собственным и отчасти восстанавливают фигуру авторства.
В фильме П. Гринуэя "Контракт для рисовальщика" дочь хозяйки поместья
роняет в разговоре с художником-графиком любопытное замечание: "Если вы
действительно талантливы, акт рисования полностью поглощает вас, и вы по
определению не понимаете того, что значит видеть. Если же, рисуя, вы
умудряетесь еще и следить за смыслом того, что вы делаете, вы, во-первых,
лишены настоящего таланта, а во-вторых, опасны, так как можете не только
зарисовать, но и заметить нечто вас не касающееся". Смерть рисовальщика в
конце фильма доказывает, что это противопоставление не работает: художник
запечатлел и одновременно заметил знаки смерти другого человека (хозяина
поместья), но не смог расшифровать знаков собственной смерти. Он оказался
талантливым рисовальщиком и неплохим наблюдателем: подвели его непростые
отношения со здравым смыслом, который большинство людей несправедливо
отождествляют с умом. Своим творчеством Пепперштейн стремится избежать