"Эдгар Пенгборн. Яйцо ангела " - читать интересную книгу автора

иметь значение не только для моих глаз, оказаться не только утехой старческого
одиночества, чтобы притупить жало смерти; ангел в доме круто все меняет. Мне
следует помочь возможному читателю осмыслить все это.

У меня восемь несушек: все годовалые, исключая Камиллу, для нее это третья
весна. Дважды я оставлял ее зимовать на ферме моего соседа Стила, когда
запирал свой сарай и улетал погреть зябкие косточки во Флориду, потому что еще
молоденькой курочкой она имела завораживающую меня манеру. Я никогда не смог
бы съесть Камиллу; она только глянула бы на топор с тем самым выражением
острого неодобрения (а уж это обязательно!), и я ощутил бы, что обезглавливаю
по крайней мере любимую тетушку. Единственная дань сентиментальности - ее
ежегодная жажда материнства, что, впрочем, совершенно нормально для белых
плимутроков.

В этот раз она удачно соорудила гнездо в самой гуще черной смородины.
Когда я отыскал его, то высчитал, что опоздал недели на две. Мне пришлось
перехитрить ее, наблюдая за нею из окна - у нее хватало ума не передвигаться в
открытую от кормушки прямо к гнезду. Когда же я, изодравшись в кровь, добрался
до ее убежища, она уже высиживала девять яиц и встретила меня, как заклятого
врага. Они не могли быть оплодотворены, ведь петуха я не держу, и я уже успел
ограбить ее, когда заметил, что девятое яйцо не от нее. Оно было густо-синее и
прозрачное, вспыхивающее изнутри искрами, отчего я вдруг подумал о первых
звездах в ясный вечер. Величиной оно было с камиллины яйца. Там был зародыш,
но разглядеть его не удалось. Я вернул яйцо под ее лихорадочно-горячую грудку
и вернулся не спеша в дом выпить холодного.

Это было десять дней назад. Я понял, что следует вести записи: каждый день
я осматривала голубое яйцо, наблюдал растущую в нем неведомую жизнь.

К настоящему времени ангел уже три дня как вылупился. Сейчас я впервые
собрался с мыслями настолько, чтобы взяться за перо.

Я испытывал нечто вроде умственной апатии, ранее мне незнакомой. Неточный
термин: не столько апатии, сколько озабоченности без четкого понимания, что же
меня так заботит. Как у ученого, у меня есть определенная репутация. Но именно
сейчас желание накапливать данные начисто отсутствовало: мне просто хотелось
сесть спокойно и дать правде, если она есть, войти в бездействующий мозг.
Возможно, это часть процесса одряхления - хотя вряд ли. Осколки чудесной синей
скорлупы лежат на моем столе. Не могу назвать это исследованием: мои мысли
блуждают в этой синеве, не узнавая ничего, что можно облечь в слова.

Ангел расколол скорлупу на две неравные половинки. Очевидно, что это было
сделано ею (да, это именно ОНА) с помощью маленьких роговых наростов на
локтях: эти наросты отпали на второй день. Мне очень хотелось увидеть, как она
разбивала скорлупу, но когда я добрался до гнезда в гуще смородины три дня
назад, она уже вылупилась. Высунув свою точеную головку из перышек Камиллы,
она сонно улыбнулась и спряталась опять в жаркую темноту - обсыхать. Что я еще
мог, кроме как убрать отсюда свою неуклюжую тушу, подобрав осколки скорлупы?
Собственную камиллину кладку я убрал за день до этого - Камилла была лишь
чуточку раздражена. Удаляя их, я нервничал, даже видя, что они точно снесены