"Эдгар Пенгборн. Яйцо ангела " - читать интересную книгу автора

ошибок, вызванных утратой памяти. Добавлю, что, наверное, поэтому он и не смог
показать мне ночь при двойной луне. Я забыл спросить ее, из настоящей или
дедуктивной памяти были те образы, что он успел показать мне. Думаю, что из
дедуктивной, потому что в них была некая туманность, отсутствовавшая, когда
она показывала мне то, что видела собственными глазами.

Нефритово-зелеными глазами, кстати - если вам интересно. Таким же образом
можно собрать и мою жизнь. Каждый аспект бытия, которого я коснулся, все, что
некогда касалось меня, будет перенесено в какую-то совершенную запись. Природу
этой записи я не постигаю, но не сомневаюсь в ее относительном совершенстве.
Ничто важное, плохое ли, хорошее, не будет потеряно. Ведь им нужно знание
человечества, если они собираются исполнить то, что задумали.

Это может быть трудно, предупредила она меня, а иногда больно. Самая
большая часть усилий ляжет на нее, но часть из них должны будут быть моими. В
пору детского обучения она выбрала то, что мы назвали бы зоологией, в качестве
дела на всю жизнь; по этой причине ей дали интенсивную теоретическую
подготовку именно в той технике. Сейчас она как никто другой на это планете
знает, не только отчего жива курица, но и что это значит - быть курицей. Хотя
она лишь начинает, но уже может считаться экспертом во всех сложностях дела.
Она думает, что сможет помочь мне (если я сделаю этот выбор), любой ценой
облегчив мне самые трудные моменты, сгладив сопротивление, не давая
окончательно ослабеть моей воле.

Видимо, этот процесс оказывается для развитого интеллекта столь
болезненным (она безо всякого притворства считает нас развитыми) потому, что,
когда все претензии и самомнение сорваны, остается совесть, действующая, какие
бы стандарты добра и зла человек ни выработал за свою жизнь. Наши теперешние
знания о собственных побуждениях плачевны даже для начинающих! Они чуть
значительнее, чем первая попытка младенца сфокусировать взгляд. Я просто
задумался, сколь многое из моей жизни (если я выберу этот путь) покажется мне
чудовищным. Конечно, множество "добрых дел", лелеемых моей памятью, словно
благонравные херувимчики, окажутся на поверку лишь проявлениями жадности или
мелкого тщеславия, или чего-то худшего...

Не то чтобы я был плохим, в любом разумном смысле слова, отнюдь нет. Я
уважаю себя; поводов каяться и бить себя в грудь у меня нет: не постыжусь
сравнения с любым другим представителем нашего вида. Но ведь это так: я -
человек, и в аспекте "вечность плюс утренняя газета" все выглядит весьма
серьезно.

Не имея точных представлений, я воображаю себе это полное восстановление,
как движение сквозь строй мириадов образов - вот темные, вот блистающие, вот
приятные, а вот жуткие - где тебя ведет не уверенность, а лишь знания, что в
конце этого коридора есть открытая дверь в никуда... В нем могут быть свои
радости и утешения. Вот только не вижу, как может сравниться со всем этим
радость и удовлетворение прожить еще несколько лет в этом мире с ангелочкой,
садящейся мне на плечо, когда захочется, и беседующей со мной.

Мне пришлось спросить ее, насколько ценными могут быть для них эти записи.