Ночь в пустыне

В кабине душно, тесно, и вообще, меня укачивает. Я не люблю летать, не люблю самолеты, боюсь высоты.

-Вам плохо? – спрашивает, перекрывая шум мотора, летчик.

-Да нет, все нормально, – выдавливаю я кривую улыбку.

Он ободряюще похлопывает меня по плечу.

За бортом – ночь. Под крылом – море. Самолет летит в Африку.

Внезапно двигатель глохнет, наступает тишина.

-Что за … – летчик вглядывается в мерцающие огни приборов, поворачивается ко мне,– Топливо кончилось, не пойму почему. Видимо, в баке пробоина. Приготовьтесь, мы падаем.

-В море?

-Нет. Мы почти прилетели. Будем садиться в пустыне.

В этот момент я должен был испугаться, но не успел. Удар, скрежет металла, полет. Удар.

Очнулся я на песке. Надо мной были звезды, непривычно большие и яркие. Почему-то мне было хорошо. Может, я умер? Тогда это очень приятно. Спокойно, легко…

-Вам не надоело валяться? – идиллию прервал летчик, он наклонился ко мне и широко улыбнулся.

-Вижу, что вы живы. Ничего не сломали?

-Да вроде нет, – ответил я, поднимаясь и отряхиваясь.

-Повезло. А вот ему – нет, – кивнул он в сторону.

Действительно, самолету не повезло. Груда металла и дерева.

Мы сидим у костра, едим поджаренное на огне мясо, пьем коньяк из фляжки. Коньяк очень хороший, кстати. Я завернулся в одеяло, ужасно холодно, здесь, в Сахаре. Мы разговариваем. Говорим о доме, каждый о своем, о семьях, о жизни. Иногда замолкаем, на минуту или две, и снова потоком льются слова, невысказанные, спрятанные, которыми можно делиться только вот так, в пустыне. У костра, сложенного из обломков самолета.

-По существу я – философ, – говорит летчик. Просто в моей философии нет ничего сложного. Не обязательно подниматься в самую высь и опускаться на самое дно терминов и истин, достаточно просто внимательно посмотреть на человека, на любого человека, и начнешь понимать его, любить, жалеть. Хотя понимать – это главное. Многие говорят, что я никакой не философ. Возможно, они правы, эти многие…

-Я знаю вас давно, и тоже не считаю философом. Вы – летчик. Причем ваш полет не ограничен кабиной самолета. Хотя многое вы видите именно оттуда. А еще вы – аристократ, что меня всегда немного смешило.

-Ну да, меня тоже, иногда. Забавно, правда: я выхожу, из так называемых, избранных кругов, хотя сам всю жизнь болел за идеи равенства, свободы…

-«Испытывать стыд, когда видишь нищету»…

-Вот-вот.

-Мне нравиться ваша философия. Если это философия, конечно.

Он улыбается, но вдруг становиться серьезным, резко меняет тему:

-Очень жаль, что до сих пор идут войны.

-Но глобальных конфликтов…

-Это не имеет значения, наверное. Какая разница, погибнут тысячи людей в одной мировой войне, или во множестве мелких стычек?

-Пока нам есть что делить…

-Вот тут вы правы. Главное, успеть понять, что делить нечего.

-Мне очень жаль, что вы умерли, – глупые, ненужные слова сами срываются с языка.

-Не надо. Помните «Маленького принца»? Я ведь так и не нашел его тела. И моего тела тоже не нашли. Я не умер, просто вернулся домой, к своей розе. У каждого должна быть своя роза, вы не находите?

-Вам хорошо, там, дома? – спрашиваю я.

Он улыбается, но ответить не успевает. Я просыпаюсь.