"Золотарь, или Просите, и дано будет..." - читать интересную книгу автора (Олди Генри Лайон)

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ АВГИЕВЫ КОНЮШНИ

— Вонища! — с чувством сообщил Карлсон. — Довлеет, етить-колотить!

Толстый, румяный, он ткнул большим пальцем себе в живот. В пуговицу джинсового комбинезона — кнопку из рифленой меди. И заурчал, как прогревающийся мотор. Сейчас пропеллер — аппликация на спине — дрогнет, превратится в стрекозиный круг…

К этой хохме я привык. И не удивлялся, почему лицо шутника багровеет, а глаза — злые-презлые, как у мультяшного гада. Чему тут удивляться, когда лапища Карлсона уже ухватила «вантуз». Здесь у каждого на столе обретался набор метательных ножей — словно стаканчик с карандашами.

Бздын-н-н!

У Карлсона нож втыкался в мишень всегда с одним и тем же звуком. Его клинок страдал хроническим метеоризмом. У Шизы, блеклой девицы в очках, нож покряхтывал. Умат — Шиза звала его «жвачным юнцом» — метал «вантузы» с неприятным взвизгом в финале. Я старался, как мог, не желая отстать от молодежи. Я даже почти не промахивался. Но обязательно вставал, боясь швырять «вантуз» с места. Выходил на «огневой рубеж» в четырех шагах от цели, аккуратно замахивался…

Встречаясь с мишенью, мой нож извинялся. Так стучат в дверь собеса.

Ножи для персонала внедрил Чистильщик. Мне объяснили, что сперва он предполагал обойтись комплектом игры в «Darts». Закупил электронные мишени и безопасные дротики с пластиковыми иглами. Не помогло. На смену пришли мишени «Classic» и дротики с иглами из стали. Сейчас это добро пылилось в чулане, уступив место ножам китайского производства, с рукоятями, обмотанными темным шнуром.

Вот такая, етить-колотить, безопасность производства.

— Что там у тебя?

Обойдя стол, Карлсон встал у меня за спиной. Как эта туша помещалась между стеной и спинкой кресла, не знаю. Должно быть, растекалась. Сопя, как бизон, он стал изучать форумную страницу, выведенную на монитор.

Shura123: «Я ведь думал раньше, что я им нужен. Я верил, что кто-то становится лучше и честнее от моих книг. Чище, добрее… Никому я не нужен. У меня один особняк за душой. С баней. Я сдохну, а через два дня меня забудут и станут жрать кого-нибудь другого. Я хотел переделать их по своему образу и подобию. А они переделали меня по своему. Я пытался подготовить их, но они не желают готовиться, им все равно, они только жрут…»

Depress: Вы цитируете гнид и мразей, запретивших свободную электронную публикацию всех своих произведений.

Fima_psihopat: Гады! Ненавижу!

Charlie: Ладно, убивать не будем. Пожелаем инсультика, и харе.

Depress: При этом немалая часть быдла этих, с позволения сказать, литераторов в той или иной мере читала. Влияния — ноль целых хуй десятых.

— Тухлячок, — вынес Карлсон вердикт. — Дерьмецо. И чуть-чуть мертвечинки, для понту. У меня несёт шибче.

— Хренушки, — не согласился я. — У тебя Шанель номер 5.

— Бери Шанель, — спела Шиза из угла, — пошли домой…

И томно добавила:

— Мальчики, нагрейте даме борщу.

Борщ нам готовила баба Неля, добрый ангел на полставки. Она прибирала наш гадючник и стряпала. Мы только кофе варили сами — каждый в своей личной джезве. Холодник ломился от яств. Я поправился на два кило и всерьез задумывался о диете.

— Сама грей, — Карлсон не отрывал взгляда от монитора. Ноздри его носа, могучего, как у актера Мкртчяна, трепетали. — Жрешь, как не в себя… Не видишь, мы с Золотарем трудимся.

— До свидания, мальчики, — спела Шиза, помешанная на Окуджаве. — Ма-а-альчики-и…

И ушла обедать.

— Процентов двадцать, Золотарь. Не больше.

— Двадцать пять. А было сорок.

— Ты сбил?

— Ага. Ненадолго. Опять идет на повышение.

— Фигня. Обычный кописрач. Такого добра — полные закрома.

— Сам же сказал: мертвечинка.

— Для понту.

— Бабки — ничто, понты — все. Ты дыши, дыши. Чуешь?

— Чую, не дави. Хлоркой пробовал?

— Вот, смотри.

Какого черта он тащился сюда, впихивался в узкую щель и сопел над ухом, я не знал. Мой нужник Карлсон легко мог бы изучить со своего рабочего места. Три клика мыши, и нюхай на здоровье. Нет, прется, толкается, носищем шмыгает…

Сирано де Бержерак, который живет на крыше.

Мы знали друг друга по кличкам. Один раз я спросил у Чистильщика, как зовут Карлсона по-настоящему. Зачем мне это понадобилось, не пойму, хоть убей. «Самвел, — не чинясь, ответил Чистильщик. — Самвел Ованесович.»

«Арутюнян?» — уже зная ответ, выдохнул я.

Чистильщик кивнул.

С тех пор я потерял интерес к паспортным данным охотников. А Самвела Арутюняна, младшего брата пострадавшего Эдуарда Арутюняна, звал не иначе, как Карлсоном. «Эффект ближнего» не имел разумных объяснений. Но все мы вышли из одной песочницы.

Кроме, пожалуй, шефа.

Charlie: Пусть спасибо скажут, что их бесплатно выложили и читают. Время изменилось, и никого теперь спрашивать мы не будем, читать его или нет. Пора понять простую истину — мы, читатели, нужны авторам куда больше, чем они нам. Это мы платим автору свои деньги, нажитые непосильным трудом ;), а они нам зачем? Да все, что они написали, у нас и так уже есть, на 5 лет вперед! И пусть благодарят, если мы соизволим какую-то книгу купить на бумаге, и тем автора поддержать. Время вежливых разговоров прошло. Пеняйте на себя!

Depress: Ну что Вы, копирайт — это святое. С него внуки и правнуки кормиться могут, поэтому — любой ценой.

Fima_psihopat: Копирасты съели мозги наших сограждан!!!

Manss: Настали тёмные времена. Ибучаи капиталисты и их жополизы, чтобы вас чума и разруха настигла, чтобы ваши семьи страдали и погибали, и не было бы вам в этой жизни счастья и процветания!

Pomojnick: Мой траффик на бухте около террабайта. Я сильно правонарушил?

Fima_psihopat: Если терабайт, ты хуже Чикатилы в стопицот тыщ мильёнов раз! Это тебе любой копираст подтвердит.

Manss: Чтобы вы все покрылись страшными болячками, чтобы вас хворило и рвало. Да чтоб вы все сдохли ублюдки!!!!

— Это ты молодец, — кивнул Карлсон. — Оригинальное решение.

— Это я молодец, — согласился я.

Разрешение гасить Заразу, если уровень вони зашкаливает, Золотарь получил от Чистильщика 1-го апреля, в день Дурака. До этого — только поиск, фиксация, резюме и передача собранного материала в стат-архив. По мере накопления архив отсылался дальше — должно быть, к умным людям. Обрабатывался, сортировался, подвергался анализу. Делались выводы, строились планы, возникали гипотезы. До низового звена доходило лишь слабое эхо. Нюхачам в грязных спецовках ни к чему знать о планах глобальной канализации общества.

Биотуалеты изобретут другие.

Золотарь был шестеркой. Как Карлсон, Шиза, Умат. Легавой собакой, чей нюх — дитя породы и случая. Сборщиком дерьма для анализов. А что? Тоже работа. И платят — коллеги-редакторы слюной бы изошли. Как-то он спросил Чистильщика, нельзя ли автоматизировать процесс. Пусть программа ищет, меряет и выдает результат. Нет такой программы, ответил Чистильщик. Никто не знает, почему из тысячи эпицентров срача Зараза выбирает именно девятьсот шестьдесят пятый — и исполнитель идет искать жертву.

Никто, кроме нас, сказал Чистильщик. Задыхаясь и чихая, мы хотя бы отберем из тысячи сотню наиболее вероятных. Уже легче. Нюхайте, братья. Гребите лопатой.

Без нас никуда.

Поначалу Золотарь гасил вонь, встревая в спор. Убеждал, приводил аргументы. Взывал к логике. К состраданию. К вежливости, наконец. Что забавно, прямой зачинщик нередко шел на попятный. Внимал, сбавлял тон, снижал градус. Запах на время расточался — если притерпеться, можно дышать без противогаза.

И надеяться, что Зараза, стервятник эдакий, не соблазнится падалью.

Увы, все портили зрители. Они набегали, как тараканы. Комментировали, подначивали. Оттягивались по-полной. Стравливали, давали ценные советы. От их гама зачинщик зверел. Попытки объясниться, резоны и аналогии тонули в мутных волнах субстанции. Обещания всыпать, натянуть, начистить и оторвать сыпались градом. Скромные литераторы превращались в д'Артаньянов. Фотолюбители — в мистеров Хайдов. Первородящие мамочки — в фурий.

Тогда Золотарь сменил политику. Зарегистрировавшись под ником типа Pomojnick — роль обязывает! — он становился на сторону зачинщика. Хохмил невпопад, задавал дурацкие вопросы. Встревал в самые узкие места. Ему хохмили в ответ, завязывался обмен плоскими остротами. И, как ни странно, тухловатое амбре шло на убыль.

С такой поддержкой врага не надо.

Ему казалось, что он мешает рассказывать анекдот. Уточняет, переспрашивает, просит повторить. Что? где? когда?! В итоге, даже если рассказчик добирался до ключевой фразы, вместо смеха толпа слушателей испытывала облегчение. Вот и сейчас — стоило Pomojnick-у вписаться в кописрач со своим правонарушенным террабайтом, как финальная реплика Manss-а «ушла в молоко».

«Да чтоб вы все сдохли ублюдки!!!!» — мимо.

И восклицательные знаки не помогли.

— Сам догадался? — хохотнул Карлсон.

— Ага.

— Ну ты Кулибин… В отчете записал?

— Да.

— И что Чистильщик?

— Велел пробовать. И фиксировать каждую подвижку.

— Мою кучу видел? Или нет, ты сюда глянь. Новенькая, етить-колотить…

Карлсон отобрал у Золотаря мышь.

Pusik: кстати я когда нибудь пристрелю мою маму. и это не шутка. я тоже не железная. и нервы сдают бывает :-(

— Ни черта себе!

Обещаниями такого рода полнилась сеть. Реплика Pusik-а не отличалась от товарок. И даже пахла не очень. Но крылась в общем букете какая-то нотка… Слабая, едва уловимая, раздражающая до зубовного скрежета. Так пахнет в приемной стоматолога, и пациент заранее чувствует себя Жанной д'Арк за шаг до костра.

— А комменты дурища отключила, — Карлсон вздохнул. — Я думал влезть, сбить… Только как? Что скажешь?

— Ничего.

— Сдать отчет? Пусть наблюдают?

— Уровень?

— Слабый. И все равно… Вот еще.

Pusik: Мама на меня обиделась… зашла в комнату и начала со мной говорить… ну разве она не могла поговорить со мной в другое время??? она всегда говорит со мной, когда я сериал смотрю или в нете сижу… как назло… А че с мамой делать?? Она ваще мне сказала что я ей не дочь…… ваще.

ЖОПА

Это конечно грешно так говорить, думать и писать — но когда же дествительно наконец она СДОХНЕТ!?!

— Ты акцент поймал?

— Ага.

— Аж ноздри дерет. С наждачком девка.

— Откуда она?

— Наша, блин. Землячка.

Лапа Карлсона схватила очередной нож — и вогнала его в мишень, висевшую над стойкой с дисками. Бздын-н! Золотарь спиной чувствовал, как напряжение отпускает толстяка. Чуть-чуть, так, чтобы не хлынуть через край.

«Мы тут все психи. Я никуда отсюда не уйду…»

Вернулась Шиза, благоухая чесноком. У обоих мужчин заурчало в животах. Если Шиза и производила впечатление на сильный пол, то большей частью гастрономическое. И то — стараниями бабы Нели.

— Эй, Золотарь, — бросила она. — Тебя Чистильщик зовет.

— Откуда дровишки?

— Он мне на мобилу набрал. Говорит, ты трубку не берешь.

Золотарь вытащил мобильник из кармана. Так и есть, «все сигналы отключены». Вчера в кино выставил — и забыл…

Зачем я понадобился Чистильщику? Обычно он зовет Карлсона. Реже — Умата или Шизу. О чем они беседуют в горних высях, одному богу известно. Гордись, брат! Сподобился. Сейчас орден вручат: «Почетному ассенизатору», с алмазами и бантами.

Или чертей вставят.

Семь ступенек. Лестничная площадка. У окна, выходящего во двор, притулилась «пепельница глобалиста» — урна, выкраденная с трамвайной остановки. Их там две было. Зачем столько? Над урной — распечатка: «Место для курения». Умат, остряк, откорректировал красным маркером: «Место для киряния». В подтверждение правки рядом с урной примостились пустые бутылки: из-под пива и джин-тоника.

Зато «бычков» на лестнице нет. Народ исправно кидает их в урну. Выходит, мы с Карлсоном не зря старались!

Еще семь ступенек.

Дверь приоткрыта. Чистильщик предупредителен, как бес. Когда в конце рабочего дня мы собираемся в «студии» на ритуальное чаепитие, дверь отперта заранее. Сам же Чистильщик спуск-подъем осуществляет через люк. Облапит шест, и хоть вниз, хоть вверх — чап-чап, таракан-переросток. Привет, Кафка! Я тоже пробовал. И Шиза пробовала, и Умат… Вниз — без проблем. А наверх — скользкий, зараза!

Спортсмен, вот и выпендривается…

— Дверь не закрывайте! — доносится из глубины квартиры. — Мне новую систему поставили, хочу испытать.

В коридоре объявляется хозяин апартаментов. В одной руке — чашка, в другой — жуткого вида дистанционка. Узкая, как пенал для авторучки. Россыпь кнопок светится новогодней гирляндой. Чистильщик наводит пульт на меня, и я вздрагиваю. Это не дистанционка! Это оружие. Совместная разработка ЦРУ и «Моссада». Секундой позже доходит, что целит он не в меня, а в дверь.

Совсем нервы ни к черту!

Повинуясь нажатию кнопки, дверь закрывается. Щелчок одного замка. Проворот колесика другого. И все замирает.

— Чудо враждебной техники! — смеется Чистильщик. — Израильская штучка.

Насчет «Моссада» я угадал.

— А отпирать двери она тоже умеет?

— Она много чего умеет. Двенадцать режимов. Кофе?

— Не откажусь.

— Идемте в студию.

Когда мы проходим мимо кухни, оттуда умиротворенное булькает кофеварка. Откуда Чистильщик знал, что я захочу кофе, а не чаю?

Нет ответа.

Две стены «студии» занимает широченный, скошенный внутрь «фонарь», открывая обзор на добрую треть города. Временами я уверен: шеф здесь не только работает, но и живет. А временами сомневаюсь. Квартира выглядит не слишком обжитой. Скорее, место для приема гостей, нежели «дом, милый дом».

«Нежели — не жили…»

— Есть пикантные новости. По выгребным делам.

Чистильщик устраивается за столом — огромным, овальным. Антиквариат — черное дерево, инкрустация перламутром. И все в отличной сохранности. Каждый вечер чай пьем, а я все не устаю поражаться. Где Чистильщик его откопал? Или это далекое начальство расстаралось? Для «создания психологического климата»?

А чашки — простенькие, фаянсовые. Таких в магазине — фунт на доллар.

— Изобретена цифровая дерьмочерпалка? Нас сократят?

— Вынужден вас разочаровать. Увы и ах, но мы незаменимы. Однако кое-что внешники нарыли. Помните, в марте Шиза выдала идею? Чтобы запрограммировать импа, Заразе необходимо закачать ему в голову кучу информации. Должен происходить «залповый выброс». А раз так — его можно отследить по траффику.

«Импами» мы с легкой руки Карлсона называем исполнителей. Сокращение от «исполнитель модифицирующей программы». Привет DOOMу! — прижилось.

— Помню, конечно. Мы еще спорили: как Зараза это делает? Мерцание экрана, скрытый текст. Генерация спец-спама. Электромагнитное излучение. Звуковая модуляция: процессор, вентиляторы… Ни к чему в итоге не пришли.

— Как — сейчас не важно. Главное — сама идея: выброс управляющего пакета из сети через конкретную машину в мозг юзера. Я ей поделился с внешниками. Оказалось, Шиза изобрела велосипед. Это уже разрабатывали в Днепропетровске. И за бугром.

— Конспираторы хреновы…

— Молчали, потому что проверяли. А вдруг бы оказалась ерунда?

— Значит, все-таки не ерунда?

Я подался вперед, едва не расплескав кофе.

— Гипотеза подтвердилась. Только на практике пользы от нее — ноль. В сети скачков траффика — как отсюда до…

— …той самой матери.

— Именно. Кто в скайп вылез, кто ролик с ю-туба качнул. Третий письмо с аттачем на десяток мег тянет… Пойди отыщи инфицированный «выброс»! Разве что постфактум. Но один наш львовский коллега пошел дальше. Раз есть выброс черного шума, должен быть и вброс!

— Черный шум? Меткое название…

— Он предположил, что инициирующий импульс агрессии уходит в сеть в момент набора соответствующей угрозы. На вброс черного шума реагирует Зараза. Если вброса нет — ничего не происходит. Хоть всему свету кранты пообещай.

— Логично. Засечь вброс легче, чем выброс! Мы же следим за помойками.

— Приятно разговаривать с умным человеком, — смеется Чистильщик. — На лету хватаете. Следим, следили, и следить будем. Внешники уже накрутили хвосты провайдерам, подняли логи, статистику… Точки вбросов известны. Время — тоже, с точностью до секунд. Подтвердилось! Отыскали семьдесят четыре точных соответствия. Плюс больше сотни предполагаемых, которые надо проверять. Вброс в сеть залпового пакета с конкретной машины в тот момент, когда на форум или в блог уходила инициирующая реплика. Перепроверили: никакого скайпа, сетевых игр, закачек порнухи… Он-лайн общение в текстовом режиме. И вдруг — резкий скачок траффика!

За окном захлопали крылья. На карниз опустился голубь. Жирный помоечник, а шуму — как от стаи альбатросов. И гонору — куда там орлу! Голубь важно прошелся туда-сюда, инспектируя новые владения. Надменно скосил глаз: кто еще тут? Ладно, сидите. Разрешаю. Я сегодня добрый.

Через минуту рядом прикарнизился его сизый конкурент.

— Как думаете, подерутся?

Чистильщик тоже следил за птицами.

— Обязательно!

Откуда у меня такая уверенность, я не знаю. Но знакомая вонь пробивается даже сквозь герметичные стеклопакеты.

— Хотите пари? Тридцать секунд — и сцепятся.

В ответ он шутливо поднимает руки, сдаваясь:

— Даже спорить не стану! Моя интуиция подсказывает то же самое.

Время я все-таки засек. «Птицы мира» бросились в атаку через двадцать три секунды. Прямо бойцовые петухи! Крыльями хлопают, глаза горят, пух-перья до небес! Словно в подушку петарду сунули. После третьей сшибки драчуны свалились с карниза. Поле боя осталось за наблюдателями ООН.

— Значит, факт вброса-выброса черного шума считаем доказанным. Сами пакеты заполучить не удалось?

— Нет. Только всплески траффика в логах у провайдеров.

— И что теперь?

Чистильщик замялся. Видно, решал: что стоит мне говорить. Решай-решай, Вадим Петрович. Сказавший «А», да скажет и «Б» вплоть до «Ы».

— Там, — он указал куда-то ввысь, — прикидывают, какую из этого можно извлечь пользу. Отследить пакет в момент вброса, проанализировать… В идеале, научиться их перехватывать.

— Слабо верится. Все равно что пук сачком ловить.

— Что ловить? — не понял он. — Мух?

— Пук.

Чистильщик поперхнулся глотком кофе.

— Экое у вас образное мышление! Впрочем, я тоже в сомнениях. Но программа-минимум — вполне выполнимая. Первое: отловить вброс в режиме реального времени. Программистам уже не терпится расчленить его по байту. Второе: отследить соответствующий выброс. Это сложнее. Но если известна потенциальная жертва — в принципе, осуществимо. Круг поиска заметно сужается. Ресурсы потребуются немаленькие, но мы можем себе это позволить. Третье: жертву под охрану, импицированного — медикам на растерзание…

Я слушал Чистильщика и седалищным нервом ощущал: не так! Это ж какой частый бредень надо в сеть забрасывать? (Бредень — в сеть! Попадись в тексте — вымарал бы без жалости!) Пока успеешь крикнуть: есть вброс! — глядь, а его уже и нету. Канул в глубины инета. Лишь следы в логах — круги по воде. Надо заранее знать: где и когда. Чтоб наверняка.

Я, конечно, не рыбак. Да и фраза банальная. Но по-другому тут не скажешь:

— Ловить надо на живца.

— Что вы имеете в виду?

— Не притворяйтесь. Вы прекрасно поняли — что.

— Заранее выбранная жертва? Подсадная утка?

— Именно!

C неожиданной резвостью Золотарь вскочил из-за стола и принялся расхаживать по студии. Бросил быстрый взгляд в окно, словно проверял: не подслушивает ли кто? Ниндзя-стенолазов и голубей с жучками СБУ не обнаружилось.

— Жертва, время, место. Конкретный компьютер, с которого жертва выйдет в сеть. Выбрать нет-площадку, на которой мы запустим нашу провокацию. Проблемный форум или блог, где только искру дай — полыхнет!

— А полыхнет?

— А мы на что? Еще как займется…

Чистильщик тоже стал бродить по комнате «в противофазе» с Золотарем. Заложив руки за спину, он сутулился, напоминая заключенного на прогулке.

— Подсадная утка — это хорошо. Но нас в первую очередь интересует вброс черного шума!

— Заранее составить перспективный список. Определить круг возможных виртуал-возбудителей из наиболее агрессивных завсегдатаев площадки. Это не так уж сложно. И начать работать на них. В идеале — на одного. Изучить архивы, выяснить, на что он реагирует наиболее остро…

— …пробить его IP, реальный адрес, фамилию, биографию. Узнать, выходит он в сеть с работы или из дома. И обложить по всем правилам! — подхватил Чистильщик. — Идея хоть куда. Не зря я вызвал именно вас…

Он вдруг замолчал.

«А не сболтнул ли я чего лишнего? — подумал Штирлиц…»

Не сболтнули, Вадим Петрович, мысленно успокоил шефа Золотарь. Можно подумать, мы не знаем, что у вас тоже — интуиция. Мы вонь чуем, а вы — нас. Нюхачей. И не просто чуете — знаете, кому что поручить, с кем посоветоваться… Потому и директорствуете. Тоже мне, секрет Полишинеля!

— Стопроцентной гарантии, конечно, нет. Придется отслеживать не только избранного возбудителя, но и ряд вероятных кандидатов. Сами знаете, как бывает. По закону подлости. Припрется незнамо кто, слово за слово — бац! — и приплыли…

— Ничего-ничего! — Чистильщик распрямился, хрустнув позвонками, и азартно потер ладони. — Договоримся с модератором, чтоб лишних бузотеров отсекал. Или своего поставим… Справимся! Вместо пальбы по площадям — один прицельный выстрел. Мне нравится! Вот только…

— Что — только?

— Все это очень бла-ародно, но…

— …как там насчет баб?

— Как насчет жертвы? «Живец» должен знать, на что идет. Условия, задача, степень риска. Не думаю, что желающие встанут в очередь…

— Зачем нам очередь? Одного желающего вполне достаточно.

— Только не говорите, что собираетесь…

— Увы, Вадим Петрович. Собираюсь. Слышали поговорку: «Инициатива наказуема исполнением»? Выдвигаю свою кандидатуру. В здравом уме и трезвой памяти..

— Жить надоело?! — взорвался Чистильщик. — Здоровье не дорого?!

— А кого вы предложите?! — Золотарь тоже повысил голос. — Карлсона? Шизу? Бабу Нелю?! Вы тут насчет охраны говорили… Вот и приставите ее ко мне.

— Черт! Ну что с вами прикажете делать? — страдальчески сморщился Чистильщик. — Поймите же: вы мне нужны как охотник, а не как жертва! Вам что, сына мало? Ох, простите, Александр Игоревич! Простите дурака…

Он закашлялся, скрывая смущение.

— Кстати, как ваш Антон?

— Ух ты, какой барбос…

Барбос и впрямь был отменный. Стаффорд, если не ошибаюсь. Ошалев от свободы, он катался в траве, визжал и взрыкивал. Бабушки, озабоченно ворча, уводили внучат прочь. Внучата сопротивлялись, как могли. Им хотелось целоваться со зверем.

Зверь не возражал.

— Классный. Пап, а почему ты не заведешь собаку?

Вопрос застал меня врасплох.

— Понимаешь, Антошка… Когда мы с твоей мамой расписались, у нас была собака. Двор-терьер. Его задавила машина. Я закопал тело у забора, теперь там стоит гараж Ливановых. Мама больше не хотела животных в доме. Я не настаивал.

Антон смотрел на меня, улыбаясь.

— Это было, пап. Было и прошло. А я говорю про сейчас.

Мы шли по Молодежному парку к спорткомплексу ХПИ. Антошке для восстановления прописали лечебную физкультуру, три раза в неделю. Плюс массаж и парафиновые аппликации. Гипс сняли в марте. Рентгенограмма показала признаки сращения. Бывшая молилась. Доктора утверждали, что до свадьбы заживет.

«Хорошо, что не пианист, — сказал мне хирург, гигант с глазами рублевского ангела, когда мы остались наедине в его кабинете. — Привезли тут одного… Мальчишка, вроде вашего. Подрался с каким-то кретином. Честь дамы защищал. Доктор, говорит, мне в июле на конкурс. Рахманинова играть. Что скажете? А что я ему скажу? Обнадежил… Спирту хотите?»

Я отказался.

— Завел бы пса, — гнул свое Антон. — Овчарку. Или черного терьера, они крутые. Гулял бы с ним по вечерам. Здесь, в парке. А утром я бы к тебе забегал, выгуливал. Я же знаю, тебя утром на улицу не вытащишь. А так… И для здоровья полезно. Вон ты какой бледный…

Мимо нас на роликах пронеслись две девчонки. Одеты они были не по сезону легко. Моя бабушка сказала бы: голяком. Антошка проводил их таким взглядом, что я чуть не расхохотался. Гормоны, однако. Шебуршат. Ты и сам, брат Золотарь, не отказался бы. Даже и на роликах. С Ксюшей разругались, с осени не видитесь. Новой ты не обзавелся.

О чем думаешь?

Это дело тоже очень полезно. В новостях объявили. Повышает уровень кортизола, который стимулирует деятельность мозга. А эндорфин и этот — как его? — серотонин дают уверенность в себе. Любите друг друга, и будете как Эльдар с Берендилом.

Нахрапистые умники.

— В парке по вечерам опасно. Гопники водку пьют. Прохожих цепляют. А когда взрослые мужчины, да с большими собаками… Во вторник Лешку избили. Помнишь, я вас знакомил? Ну так, не сильно избили. Фингал, зуб шатается. Деньги отняли, плейер. Он хорохорится, в блоге пишет: соберу компанию, рассчитаюсь.

— В блоге все Брюсы Ли. Твоему Лешке еще повезло. Плейер, зуб — ерунда.

— Пап, ты на меня намекаешь? Что мне не повезло?

Парень не знал, что он — уникум. Что никто на него не нападал. Первый случай в СНГ. Антон Золотаренко, исполнитель и жертва в одном лице. Вброс черного шума и «убей себя об стену». Ну и как ему это объяснить, чтобы он не счел себя суицидником? Мы с бывшей договорились не травмировать психику сына. Ложь во спасение, и все такое.

Пусть будут хулиганы.

Капитан оказался сговорчив на удивление. Только попросил справку от психиатра. Дескать, после черепно-мозговой травмы стресс категорически противопоказан. Справку я сделал легко, при содействии Чистильщика. Он куда-то позвонил, и велел ждать. Через три часа к нам в «нижний котел» примчался курьер с бумагой.

Не пришлось по диспансерам ходить.

— Ну почему на тебя? Здесь одну девушку вообще убили.

— Девушку?

— Вьетнамку. Она в общежитие шла, до нее и докопались.

Зачем я ему это рассказываю? Углубляться в историю несчастной Ле Тхи Куен нельзя. Надо срочно менять тему.

— Сволочи. Их поймали?

— Поймали.

— Посадили?

— Не знаю. Наверное…

— Таких надо расстреливать.

— Очень уж ты кровожаден, малыш.

— Я? А они?! Ты знаешь, что мне в журнале написал один гад?

Crazycat: есть люди, которые мертвыми смотрелись бы лучше. а знаешь, я бы даже на похороны твои не пришла.

— Не знаю. И знать не хочу. Меньше бы ты лазил по инету…

Ложь далась без труда. Все это время я приглядывал за виртуальным Антошкой. И на выпад клинической идиотки Crazycat среагировал мгновенно. Обнюхал со всех сторон. Так собака вертится у заветного столбика. Нет, вони не ощущалось. И Карлсон проверил, и Умат. Даже Шиза соизволила. Не французские духи, но и не сортир. На всякий случай я пробил по нашим трубам юзер-инфо — сумасшедшей кошкой оказалась Елизавета Брандик, сокурсница моего сына.

Кто уж там кому не дал, бог весть.

Главное, без последствий.

— Это он, пап. Который обещал сломать мне руки. Я же вижу. Зашел под новым ником, косит под женщину. Тролль чертов…

— А вдруг не он?

— Он. Без вариантов.

Я с сочувствием кивнул. Пусть Антошка думает, что это ублюдок. Какая разница? А новосибирский стервец-то скис. Аккурат после моего пьяного демарша на форуме. Затаился, помалкивает. Во все свои пять ников помалкивает. Похоже, крепко я его достал.

И не жалею.

— Пришли, пап. Я в раздевалку.

— Ну, беги. Встретимся здесь, у входа.

— Ты как всегда? В пинг-понг?

— Ага. Разомну старые кости.

— Не ври, ты совсем не старый. А насчет собаки подумай.

— Ладно.

— Я помогу. Ну что ты смеешься? Я честно…

— Хорошо. Подумаю.

Соплюшки на роликах неслись обратно. Голые пупки, сиськи пляшут под топиком. Мы с сыном синхронно вздохнули и переглянулись. С пониманием. Вырос мальчик. Штаны жмут. А ты, отец, педофил. Лучше обзаведись терьером. Черным. Побегаешь с ним наперегонки, глядишь, попустит.

А стаффорд все балдел в траве. Аж завидно.

Пинг-понг.

— Плечи! Плечи разворачивай! Замах!

Зеленый стол, белый мячик. Тук-тук, кто-там? Это я, правый топ-спин. Меня придумали японцы в 61-м. Коварные самураи. Вместо катаны — ракетка «пером». Гоп-стоп, Ихара, засунь им мячик под ребро. А старый козел Золотарь меня только портит. Потому что не японец. И бьет «в лоб».

Где у мячика лоб? То-то.

Тук-тук-бымц.

— Кистью! Резче!

Теннисные столы расставили на балконе. С трех сторон он нависал над бывшим гимнастическим залом. Сейчас зал арендовали все, кому не лень. Легкоатлеты, йоги, фитнес. Сегодня там пыхтели боксеры. Огородили пару рингов, и давай груши околачивать.

Шмяк-шмяк.

Кто по груше, кто по морде.

— Что ж ты лупишь, как Сидор козу? Вали к боксявкам!

— Я не луплю.

— А то я не слышу! Мяч должен шуршать…

По внешнему краю балкон огородили сетчатыми панелями. Для безопасности. Кое-где панели отсутствовали. Случалось, мячики летели вниз. Назад они не возвращались. Их растаптывали в блин. Пинали в угол. Пытались забросить обратно, и быстро обламывались. Спускаться за ними? — дурных нет.

Коробки с «запаской» имелись в ассортименте.

— Плечи! Плечи, блин! И с ноги на ногу…

Додик Френерман — для своих Тренерман — был местной достопримечательностью. Слоняра толще Карлсона, в очках с жуткими линзами, он готов был учить каждого желающего. Увы, никто не желал. Тут собирались постучать для удовольствия. Косо, криво, с дворовыми ухватками — за свои кровные.

Не на чемпионат готовимся!

Согласился один Золотарь. Он играл в школе, и даже в институте кое-как тарахтел за сборную факультета. С годами все забылось. И вот — опять. Молодеем, значит. Издевательства садиста Тренермана усугубляли радость. Ишь, туша! Стоит, не шевелится, моргает рыбьими глазищами. Только рука мелькает — туда-сюда.

Бац-бац.

Шарик, словно приклеенный, падает в одно и то же место.

— Правый топ-спин! И еще разик!

Блямц.

Вместо правого Золотарь, не пойми зачем, соорудил левый. Обижен до глубины своей целлулоидной души, мячик завертелся юлой — и улетел к боксерам. Уж лучше перчаткой по глянцевому боку, чем ракеткой не в ту степь!

— Что ты лепишь, менингит? Я ж тебе живым языком…

— Не шуми, Додик. Сейчас возьму новый.

Он шагнул к ограждению — проследить за судьбой мячика. На обоих рингах дрались. Молодые лупцевали груши, кое-кто работал на лапах. Остальные качались. Мячик сгинул. Ну и ладно. Золотарь прошел в подсобку, взял запасной. Вернувшись, он не спешил продолжить. Тренерман угрожающе сверкал линзами — нет, ученик опять вернулся к краю балкона.

Что-то мешало, как соринка в глазу.

Делая вид, что восстанавливает дыхание, Золотарь смотрел на угловой ринг. Два битюга в шлемах рубились в полный рост. Один был существенно тяжелей. Да и мастеровитей, если честно. Второй брал на характер. Бил тяжелого, как в последний раз. Огребал по полной, вставал — и снова шел в бешеную, прямолинейную атаку.

Шлем мешал разглядеть лицо. Но очень скоро Золотарь уверился — вторым был Чистильщик. Вадим Петрович с пользой проводил время. Он бил, и его били. Он — злее, его — больше.

Все честно.

— Бокс входит в пятиборье?

— Чокнулся?

Додик повертел у виска сарделькой, заменявшей ему палец.

— А что входит?

— Стрельба. Фехтование. Бег. Плавание. И конкур.

— А бокс? Я думал…

— Индюк тоже думал. Иди на место.

— Обожди.

Из Чистильщика делали отбивную. Отбивная зверски огрызалась. Никто не спешил разнять боксеров. Чувствовалось, что бой идет по договоренности. Что остальным не впервой видеть эту Куликовскую битву. Каждый развлекается в меру сил. Купил абонемент — милости просим.

Чего изволите?

— Мы играем, или глазки строим? — рявкнул Додик.

Золотарь встал к столу. В конце концов, разве я сторож шефу моему? Ну, пятиборец. Ну, полюбил бокс с уклоном в мазохизм. Ах, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней… Мы — свободные люди. Я бью по мячику, ты бьешь по роже.

— Резче! Замах!

Через полчаса они закончили.

В холле Золотарь опять заметил Чистильщика. Тот стоял у стеклянных дверей, ведущих в фехтовальный зал. Там, на неведомых дорожках, скакали атосы с арамисами. Все в белом. За каждым тянулся длинный хвост.

Дзынь-дзынь.

Укол.

Лицо Чистильщика было — краше в гроб кладут. Дичайшая, прединфарктная тоска читалась на нем. Так мнется грешник у ворот рая, зная: вход заказан. Не будь Вадим Петрович поглощен зрелищем, он наверняка заметил бы Золотаря. Но рухни ему на голову потолок — он бы и этого не заметил.

— Бедолага, — шепнула Золотарю вахтерша, с которой он успел сойтись накоротке. — Смотрит, а в зал ни ногой. Его уж и звали, и просили… Нет, и все. Чего тогда смотреть? Вы знакомы, да?

— По работе.

— Ага, по работе. Вон ваш мальчик, уже идет…

Вечерний парк шелестел под ветром.