"Золотарь, или Просите, и дано будет..." - читать интересную книгу автора (Олди Генри Лайон)ДЕНЬ ПЕРВЫЙ ЗАГАДКИ СФИНКТЕРАЗапах хлорки едва ощущался. Надо было принюхиваться, чтобы его уловить. Скажи кто раньше, что я стану получать удовольствие от больничных парфюмов… На смех бы поднял. Но после амбре, что прет из сети, и нашатырь — майская сирень! Вот, сижу, наслаждаюсь… — Шурка? Какими судьбами? Болеешь? От дружеского хлопка Натэллы меня уносит в стену. Еще бы, при ее-то габаритах! Центнер с гаком живого веса. И не приведи Господь повздорить с этим центнером! Имел я счастье наблюдать, как шустрит наша милая бегемоточка. Торпеда! Дурак Карлсон от избытка чувств хлопнул ее по заду, вот и пострадал. Хотя зад Натэллы — это да. Это вещь. — С работы направили. Плановый осмотр. По легенде мы с Натэллой — старые знакомые. Давно не виделись. И нате-здрасте — Штирлиц с Матой Хари случайно встретились под сводами клиники. Мультик такой был: «Шпионские страсти». Черно-белый. Я в детстве бегал в кинотеатр «Хроника» — раз пять смотрел, за двадцать пять копеек. Как знал, что придется участвовать. Умом понимаю: игра идет всерьез. Ошибемся — Рита схлопочет по полной программе. Не зря Натэлла с Черным здесь ошиваются. Понимаю, а до конца поверить не могу. Пока на Риту имп не кинется — до тех пор и не поверю… Типун мне на язык! И на мозги. — Плановый? Тогда еще ничего. Болеть — последнее дело! — Ага… — Бабла на врачей уходит! Вагон! А на лекарства? — Чья бы корова… — Что?! — Натуся! Тебя ж хоть сейчас — в олимпийскую сборную! Ядро толкать… — Сам толкай. Мне справку, — Натэлла сменяет гнев на милость. — Для бассейна. — Следующий! Это в четвертый кабинет. Из приоткрывшейся двери в коридор протискивается лохматый парень, на ходу застегивая рубашку. Его приятель, ожидавший на стуле, подается навстречу, извлекая из ушей «ракушки» плеера. — Годен? — А хрен его знает! Ничего не сказал. — Совсем? — Ну! Записал что-то и в шестой отправил. Где тут шестой? — За углом. Сиди здесь, там все равно очередь. В шестом, у окулиста, я уже побывал. Таблицы с буквами: закройте правый глаз, закройте левый глаз… Давайте закапаем атропинчику. Ничего особенного. — Следующий! — Да-да, иду, — Рита торопливо прячет зеркальце в сумочку. Прежде чем запустить Риту в освободившийся кабинет, Черный заглядывает внутрь. Изучает обстановку. И кивает: можно. Любящий муж. Волнуется за жену, которую направили на медосмотр. Пришел за компанию, морально поддерживает. Легенда не хуже любой другой. Я до сих пор не выяснил: Черный — это фамилия или прозвище? Зовут дылду Володей. С момента «вброса» Рита прописалась у нас в «нижнем котле». Ходила в «Авгикон», как на работу. Черный с Натэллой, сменяя друг друга, дежурили снаружи и внутри. За две недели перезнакомились. Внешники тоже не сидели сложа руки. По словам Чистильщика, они «построили» всех провайдеров в городе. Кто не хотел строиться — встал углом. Любой подозрительно резкий всплеск траффика отслеживался самым тщательным образом. Отловить «выброс» в реальном времени и скопировать для анализа никто особо не надеялся. Задача была иная — определить круг возможных импицированных. Представляю, как вспотели господа сисадмины! Ищи иголку в стоге сена! Выслеживай получившего дозу импекции среди любителей порнухи, разговоров по скайпу, меломанов и ловцов гипер-аттачей! Времени-то в обрез. На сегодняшний день, после отсева, осталось семнадцать подозреваемых. Всех их под разными предлогами собрали в поликлинике. Медосмотр, как я понял, — не главное. Энцефалограмма и коленный рефлекс вряд ли что-нибудь покажут. Просто «ловля на живца» вступила во вторую стадию. Меня Чистильщик отправил «на усиление». В качестве собаки. — Вам все равно на осмотр, — заявил шеф. — Вот и совместите… — Неприятное с бесполезным? Реплику Умата Чистильщик проигнорировал. — Считайте, что идете на задание. Только, ради бога! Не лезьте воевать! Ваше дело — унюхать импа. Тогда подадите знак Натэлле с Володей. Дальше — их забота. Поняли? — Так точно, герр оберштурмбанфюрер! Если не вернусь, прошу считать меня коммунистом! — А если вернетесь? — Тогда — беспартийным! Вот, сижу. Нюхаю. — …Следующий! А это уже меня. Доктор смахивал на молодого Джона Леннона. Круглые очки, овал лица, узкий нос… «Битловская» прическа усиливала сходство. Сейчас достанет из шкафа гитару и запоет «Yesterday». Или предложит курнуть травки. А белый халат — это так, по приколу… — Давайте вашу карточку и раздевайтесь. До пояса. Леннон подумал и уточнил: — Сверху. Видимо, ему уже попадались тупые. — Дышите. Глубже. Задержите дыхание… Повернитесь спиной. Дышите… Металлический раструб фонендоскопа неприятно холодил кожу. Золотаря посетила мысль, достойная параноика: врач через «трубку» подслушивает его мысли. — Одевайтесь. Присядьте сюда. Левую руку на стол. Закатайте рукав. Выше… Давление оказалось в норме: 120 на 80. Таких берут в космонавты! Леннон сделал запись в потрепанном журнале, затем — пометку в карточке, и протянул ее Золотарю. — Идите в третий. На энцефалограмму. Золотарь уставился в карточку. В конце чистой графы появилась цифра «3». Выше, напротив предыдущей цифры «5» — размашистая «галочка». И больше ничего. — Спасибо. — Не за что. — До свиданья. — Следующий! Возле пятого кабинета ждала своей очереди пышная дама. Шиньон, бюст, макияж. За руку дама крепко держала девочку лет девяти. Форменное школьное платьице — Золотарь давно таких не видел. — Вы представляете? Безобразие! Он не сразу сообразил, к кому обращается дама. — Заставили мою Лидочку проходить медосмотр со взрослыми! Я им: да как можно?! Там же другие врачи! Другой подход… Есть же детская клиника! А они уперлись — и все. Хоть кол на голове теши! Или проходите — или забудьте о летнем лагере! Настоящий шантаж! И главное — из всех деток одну Лидочку сюда направили! Больше никого… — Действительно, безобразие, — вяло согласился Золотарь. — Я им этого так не оставлю! Я им… Дама благоухала «пряностями Востока». Девочка — фруктовым шампунем. А может, все зря? — подумал Золотарь. Может, нет здесь никаких импов? Просчитались компьютерщики. Не было «выброса». Или был, но его не засекли. Девчушку на обследование потащили, идиоты! Вон дед сидит — сто лет в обед, с орденскими планками… Какие из них киллеры?! Внешники подчиненным хвосты накрутили, а те и рады стараться. Заставь дурака богу молиться… Может, импицированные ничем не пахнут до последнего момента — пока не набросятся на жертву? Что, если существует еще один импульс — инициирующий? «Вброс» закладывает программу. Как мину с радио-взрывателем. Человек живет, ни о чем не подозревая. В нужный момент — краткий толчок, который не отследишь… А до того — никаких патологий. Хоть нюхай, хоть в задний проход заглядывай. Он улыбнулся дамочке: — Вот так срочно? С занятий сорвали — и в поликлинику? — Срочно! С контрольной по математике! — Да что вы говорите! — Вот-вот! Чтоб им так срочно в сортир бегать… Лидочка хихикнула в рукав. По поводу пропущенной контрольной у девочки имелось свое мнение, отличное от маминого. Заметив, что на нее смотрят, она поспешила вернуть на лицо постную мину. Мина. С радио-взрывателем. — Сочувствую. Что хотят, то и творят! — Я буду жаловаться! В районо! — Чада наши тоже хороши. Мой у компьютера — днем и ночью. — И ваш тоже? — дама расцвела. — Вот и Лидочка так! Нет, я понимаю, без компьютера детям сейчас никуда… Мы и купили. Теперь ее от экрана за уши не оттащишь! — Да ну? — То в игры играет, то в интернете сидит. С подругами в этих… в чатах. Беда просто! За уроки не загонишь… Золотарь присел перед девочкой на корточки. — Скажи, Лидочка… А ты файлы с инета скачивать умеешь? Лидочка фыркнула с презрением: — Это даже первоклашки умеют! А я уже в четвертом. — Мультики качаешь? — Ага! И музыку, и картинки всякие красивые. И программы-рисовалки. Такие, где можно рисовать, а потом прокручивать, как в кино! Одна «Супер-Гу» называется, а вторая… Забыла. Антошка этой «Супер-Гу» баловался, пока не надоело. Нет, не то. У «Супер-Гу» инсталляшка легкая, скачка не даст… — Ты недавно что-то большое качала, верно? Не мультики, не картинки… Девочка потупилась. — Что, Лида? Ну скажи, что? — Фильм… Ленка мне по аське адрес скинула. Он на эфтипи лежит. Ленка сказала — фильм классный. «Страна приливов» называется. Про девочку. Вот вам и всплеск траффика, дорогие мои сисадмины! Какого черта гнали девчонку в поликлинику?! — Точно про девочку? — вмешалась бдительная мамаша. — То-о-очно… — Не ужасти, как в прошлый раз? — Не-а… я про девочку. Ленка смотрела, а я не успела… Слова дочери мамашу не убедили. — А вы этот фильм случайно не знаете? — Знаю. — Он действительно про девочку? — Про девочку. Как у нее были мама и папа. — Слава богу! — Я же говорю: были. Мама умерла от наркотиков. Девочка обрадовалась… — От дура! — подал голос ветеран с орденами. — Мамка гикнулась, а ей хихоньки! — Теперь она могла есть мамин шоколад без спросу. Папа у нее тоже на игле сидел. Дочка ему героин готовила, уколы делала… А папашка в итоге возьми, и загнись. Рядом соседка жила, со странностями — из трупов мумии делала. Вот из папы и сделала. Девочка с мумией разговаривала, как с живым. Еще у соседки был сын. Девочка с ним подружилась, а он все мечтал поезд под откос пустить. — Поезд? — одобрил ветеран. — Это дело. Помню, в 43-м, на Крулевщине… — Зачем? — ахнула дама. — Мол, поезд — это большая акула. Она на меня охотится, а я на нее. — Пустил? — живо заинтересовалась Лидочка. — Пустил. — Из базуки? — Нет. Динамит под рельсы подложил. — Хорошая картина, — ветеран подкрутил седые усы. — Жизненная. — Я тебе руки-ноги вырву! — с дамы слетел весь лоск. Управдомша поперла наружу, снося преграды цивилизации. — Я тебя ремнем! По заднице! Ах ты дрянь! — Ма-а-а… — Про девочку, да?! Я тебе дам «про девочку», зараза! — Я больше не буду… — Я отцу скажу! Он тебя, как сидорову козу! Как бог черепаху! — …нико-о-огда-а… Взбешенная мамаша замахнулась. Дочка вжалась в стену. К счастью, дама вовремя вспомнила — рядом люди. Все флаги в гости к нам… — Я тебе покажу фильм! — зашипела она, понизив голос. Больше всего на свете ей хотелось уволочь дитя в укромный угол, где и приступить к воспитательным мерам. — Неделю на жопе сидеть не сможешь! Мерзавка мелкая! Извращенка! — Ма-а… я сотру фильм… — Сотрешь! Языком вылижешь! Ну что с ней делать? — дама простерла холеные руки к Золотарю, ища сочувствия. — Сочинение им в школе задали. «Моя любимая книга». И знаете, про что — Ма, я нормальная… — Следующий! — Ой, это нас! Лидка, быстрей! Дядя доктор ждет… В дверь выглянул эскулап с «айболитской» бородкой клинышком. Седенький, румяный. Он не подозревал, что спас дитя от неминуемой расправы. «Слава, слава Айболиту! Слава добрым докторам!» — Вы в третий? Из соседней двери выглядывает бравый крепыш. «Ёжик», мятые уши, рожа скоро треснет. Типаж! Сменять белый халат на «адидас», золотую цепь на шею — и на братковскую разборку. Медбрат? Санитар? — Да. — Заходите. Вы на энцефалограмму? — Наверное… — Прошу! Браток делает приглашающий жест. Халат распахивается на груди. Как в воду смотрел! — вот и златая цепь. Я неуверенно поднимаюсь — и едва успеваю отскочить. Мимо проносится живая торпеда, слегка зацепив меня. Это для Натэллы — слегка. — Доктор, родненький! Мне справку! — Какую? — Для бассейна! Вы же видите: я совсем-совсем здоровая! В самое темечко. Здоровенная! Переигрывает красавица. Ей бы за Ритой приглядывать, а она по коридорам шурует. Или ей на самом деле справка требуется? Браток ахает от душевного потрясения: «Мой любимый цвет, мой любимый размер!..» Сорок восьмой, растоптанный. Пока он млеет, Натэлла успевает заглянуть ему за спину — в кабинет. — Увы, — страдая, выдыхает браток. — Я справок не даю. — Ой, жалко! — Вам в одиннадцатый… А что вы делаете сегодня вечером? — В бассейн иду, доктор! И Натэлла уносится прочь. — Тогда вы заходите, — грустит браток. — Если уж так… Захожу. — Верочка! Сделайте замеры и подготовьте шлем! А вы присаживайтесь. Вот-те на! А я-то его в медбратья… Из-за ширмы выпархивает фея в пеньюаре. Пока я, сопя, восхищаюсь, фея сноровисто обмеряет мою голову. Был бы поэтом, сказал: бабочка кружит вокруг цветка! Был бы документалистом, уточнил: вокруг чертополоха. — Вам энцефалограмму делали? — Нет. — Ознакомьтесь. Давайте вашу карточку. Я пока журнал заполню. «Согласие пациента на снятие электроэнцефалограммы». Вот даже как? А если не соглашусь? Врач… ФИО… браток, значит, Вениамин Борисович? «Ты помнишь, Веня, какое было время? Ты помнишь, Веня, Революция была? Сначала сдуру перебили всех евреев, потом из пушки жахнули в царя!..» Технические средства… Оборудование фирмы EGI… Электроды… Программное обеспечение… Гарантируется отсутствие побочных эффектов… Подпись тестируемого… Проверено, мин нет. — Разрешите ручку? — Да, пожалуйста. Верочка, что там у вас? Оказывается, Верочка уже давно летает за ширмой. Полет феи сопровождался звяканьем и щелчками. — Все готово, Вениамин Борисович! — Прошу вас. Нет, это не кресло. Это противоперегрузочное ложе для космонавтов. — Располагайтесь. Садитесь глубже. На подголовник не откидывайтесь. Держите голову прямо. Верочка нанесет гель для лучшего контакта. Потом сможете вымыть голову — у нас есть ванная комната. Верочка, приступайте. А я проверю настройки… Окна задернуты черными шторами. На стенах — звукопоглощающие панели. На потолке — бестеневые лампы, как в операционной. Включенные в четверть накала, они дают мягкий, рассеянный свет. Если не глазеть на потолок — кажется, свет идет отовсюду. Даже воздух флюоресцирует. Кабинет доктора Калигари? Рядом с креслом — монитор компьютера. Сейчас его перекрыл широченной спиной Вениамин Борисович, колдуя над программой. Верочка изображала парикмахершу: разбирала мне волосы на пряди, смазывала гелем с ароматом лаванды… Потом взялась за электродики. Два — за ушками. Два — к уголкам глаз. И еще сладкая парочка — к правому глазику, сверху и снизу. Чтоб я так знал, почему к правому — два, а к левому — ни одного… В финале добрая фея украсила мою голову короной — сеткой с целым ворохом электродов. От них за ширму тянулись пучки разноцветных проводов. Довольно мурлыча, Верочка взяла деревянную палочку — и опять стала копаться у меня в волосах. Будто вшей искала. — Вы левша или правша? — Правша. — А ближайшие члены вашей семьи? — Правши. Кроме дедушки Сени. Это важно? — Да. Откиньтесь на подголовник. Вот так, аккуратненько… Прогоним тестовую серию — и приступим. Смотрите на экран. На нем будут быстро мелькать фрагменты предложений. Старайтесь их прочесть и запомнить. Когда возникнет вопрос — отвечайте «да» или «нет». На основании того, что успели запомнить. Под правой рукой у вас — кнопка «да». Под левой — «нет». Все понятно? — Вроде, все… — Внимание на монитор. Начинаем! Навалилась сонная расслабленность. На экране мельтешили огрызки фраз. Вопросы типа: «Подарил ли любящий брат верной жене самовар?» Я от фонаря нажимал то «да», то «нет». Я. Аз есмь. Такой себе мелкий аз. Прыщ эволюции. Много воды, как в тексте графомана. Кучка химии. Горсть нейронов в черепной коробке. Шебуршат, совокупляются. Выделяют мыслительную слизь. Типа Верочкиного геля. Слизь лезет через поры наружу. Волосы жирные, лоснящиеся. Как от бриолина. Не волосы — провода. Красный — злость. Синий — страх. Черный — гнев. Сиреневый — восторг. Серый — апатия. Желтый — удивление. Голубой — равнодушие. Коричневый — усталость. Пурпур — ужас. Текут провода, гудят провода, уходят за ширму. «Обнаружено новое устройство!» Ага, это я. Черный шум — я. Красный шум — я. Серый, желтый, синий — я. Шумим, братцы, шумим. Бегут кривые по экрану. Углы, синусоиды. Мы-то думали — там, в заэкранье, вырастут дворцы. Мечтали — станем Роландами, Ланселотами, Аполлонами. А стали чукчей № 36 и Нанохреном. И вышло, что тут — плоско. Серо. Скучно. Синусоиды да углы. Чем площе, серей и скучней здесь, тем больше, тем страстнее хочется, чтобы там — ого-го… За что ненавидишь брата своего, Каин? За то, что живу, как он, Господи. Доктор Калигари посылал сомнамбулу убивать своих врагов. Бездумного, покорного исполнителя. Пока в ящике лежала кукла, изображающая сомнамбулу, оригинал крался по ночным улицам. Проникал в спальни. Заносил нож. Не зная, что делает; не помня, что сделал. Черт возьми, доктор Калигари хотя бы заботился о своей сомнамбуле. Равнодушие Заразы к судьбе исполнителей, выполнивших миссию, ужасает больше, чем забота доктора-маньяка… Да? Нет? Нет красок. Нет звуков. Черно-белый, немой фильм: «Кабинет доктора Калигари». Снятый без малого сто лет тому назад. Перевертыш, утверждающий в финале: вы все — душевнобольные. Убийцы и убитые, живые и мертвые; разоблачители и жертвы. Ваш мир — психиатрическая клиника. Где директором — очкастый доктор Калигари. — …Ну, вот и все. — Уже? — Понравилось? — Да. — Хотите повторить? — Нет. — Кнопки можете больше не нажимать. Давайте в ванную — и на выход. Карточку не забудьте. — Боже мой! Волосистая лихорадка Зоммера! Истеричный вопль ударил в спину. — Стопроцентный летальный исход! В карантин, немедленно! Вы обречены! Но я не дам вам заразить других! Сердце ёкнуло. Что за чушь?! Золотарь обернулся, но горлопан был начеку — и снова юркнул ему за спину. — Не оборачивайтесь! Не прикасайтесь ко мне! Даже не смотрите на меня! Второй поворот, и Золотарь обнаружил перед собой Кота. — Купился! — заржал адвокат. — Эй, народ! Где аплодисменты? Народ жидко захлопал. — Идиот, — резюмировал Золотарь. — Клинический. Друг детства шутовски раскланялся. — Что ты здесь делаешь? — Стреляли… В смысле, послали. Я шефу — какой медосмотр, в натуре?! Рабочий день йок, время пиво пить! А он меня по адресу. И сюда, и вообще. Я и пошел. А чё делать? Не, ну пивка мы, ясен пень, накатили по дороге… Судя по густому «выхлопу», накатил Кот от души. — Что это еще за лихорадка Зоммера? — — С радостью! Натэлла — ясен пень, как сказал бы адвокат — успела первой. — Яков Моисеевич Зоммер, — нудным тоном лектора затянул Кот, — заслуженный юрист Украины и мой непосредственный начальник, лыс как колено. Но для лихорадки, возникающей при общении с ним, характерны вот такие симптомы! Он сунул зеркальце Золотарю под нос. Из зеркала глядел панк. «Ирокез»? — нет, «дикобраз»! Волосы после феиного геля стояли дыбом, гребнем, девятым валом. Как и не мылся… Зеркала в ванной не было. Зато фен нашелся. — Блин… Глядя на сконфуженного Золотаря, басом захохотала Натэлла. А парни — лохматый и меломан с наушниками — заржали молодыми жеребятами. Кот от души наслаждался произведенным эффектом. — Таких в наше время стригли, — хрипло буркнул ветеран. — На улице поймают — и ножницами! Или руки за спину, и в парикмахерскую. Машинкой — под ноль! — Кто в первый кабинет? — Я! Я в первый! — встрепенулся Кот. И нырнул в открывшуюся дверь. Вот так всегда, с обидой подумал Золотарь. Нашкодит и удерет. — А по твоему делу в Новосибе работают! Я не забыл! — румяная физиономия адвоката высунулась наружу. — Старик, все будет тип-топ! У нас как в аптеке! Пацан сказал — пацан сделал! Все. Сгинул. — Стригли? Это ж беспредел, — лохматый волком уставился на деда. — За такое западло в репу дают… — Беспреде-е-ел! — передразнил его ветеран. — Западло! Нахватались словечек у зеков! Из жизни зону сделали! В мое время порядок был. Это сейчас — беспредел. — Порядок? Вертухаил, дед? Признавайся! — Закрой пасть, сопляк! — На вышке, да? Политических расстреливал? — Я на танке воевал! Из плена бежал!.. партизанил! — На Таньке ты воевал, — буркнул меломан. — Без штанов. — Молчи! Гаденыш… — Бежал он. Он от Гитлера ушел, и от Сталина ушел… Колобок. — Ты! — ветеран захлебнулся. — Ты… сволота… Дед встал. Он вставал долго — кряхтя, боясь потревожить колени, с трудом разгибая спину. В этом не было ничего смешного. Старик, инвалид, одной ногой в гробу, он вставал — страшно. Золотарю даже почудилось, что ветеран с успехом добрался до парня, взял за грудки — и об стену, молча, с размаху… Знакомой вони не чувствовалось. То ли дед при всем его праведном гневе не был агрессивен, то ли это была какая-то другая, стерильная агрессия. Без запаха. Не один Золотарь уловил странность. Между ветераном и парнем, который тоже вскочил со стула, изобразив какое-то подобие боксерской стойки, образовалась Натэлла. Грандиозная, безмятежная, она повела крутым бедром, и парень вернулся на прежнее место. С треском. — Ой! — бегемоточка развела руками. — Я такая неуклюжая… Левая ручка Натэллы мелькнула в опасной близости от лица меломана. Тот побледнел. Пожалуй, он с большим удовольствием попал бы под грузовик. — На вашем месте я бы извинилась, молодой человек. — Это я? Это мне извиняться? — Вам, — грудь-балкон нависла над упрямцем. — Вежливость украшает. — Ну, дед… Ты, значит… Парень скис и завершил мысль: — Не сердись. Я ж не со зла. Сократили меня. Вот. — Спасибо, дочка, — вдруг сказал ветеран. Усы его поникли, задор исчез. — Помру я скоро. А все воюю. Не навоевался, дурень. Спасибо тебе. И левый ус не выдержал — завился винтом: — Видная ты баба. Золото. Эх, где мои годочки!.. — В детстве писались? — Да. — До какого возраста? — Не помню. — Вспомните. Постарайтесь. — А до какого возраста дети писаются? — Это я у вас спрашиваю! — Пишите, до трех лет. Психиатр был похож на Фрейда. У нас в доме напротив, одинокая дама держит американского бульдога. Кличка — Фрейд. Характер — нордический. В смысле, невменяемый. Бочка на кривых ножках. Одна, но пламенная страсть — вцепиться в глотку. Хоть бы чью. Особая ненависть — к рослым, длинноногим кобелям. Не один доберман пострадал за свой экстерьер. — Мысли о суициде посещали? — Нет. — Уверены? — Да. Могучий торс. Лапы карлика-геркулеса. Плечи Атланта. Сизая щетина на брылях. Надбровные дуги неандертальца. Тени великих за спиной. Юнг, Ломброзо, папаша Зигмунд. Кто там еще? Карнеги? Остап Бендер? — Депрессивные расстройства? — Нет. — Отвечайте громче. — Нет! — Неврозы? Психозы? — Это вы у меня спрашиваете? — Я. У вас. — Нет. — На учете состоите? — Где? — Значит, не состоите… Фрейд решительно был чем-то раздражен. Его раздрай передался мне. Он сверкал глазками — и я. Он сопел — и я. Он придвигался ближе — и я не отступал. Он ерзал стулом по линолеуму — и я качался с пятки на носок. Два пса кружили друг вокруг друга — принюхиваясь, ворча. Вопросы больше не казались мне идиотскими. Смысл сказанного исчез, отдалился. Осталось лишь звучание. Краткий рык — нутряной, злобный. И — рык в ответ. — Транквилизаторы принимаете? — Какие? — Феназепам. Реланиум. — Зачем? — Для снятия тревоги. — Я не тревожусь. — Умножьте пять на семь. — Тридцать пять. — Травмы головы? — Нет. — В детстве? — Нет. — Умножьте четыре на тринадцать. — Пятьдесят два. — Закройте дверь! Я занят! Это не мне. Это в дверь кто-то сунулся невпопад. Обернувшись, я успел заметить клетчатую рубашку. Бедолага исчез быстрей, чем запах ландышей — в отхожей яме. От вопля Фрейда во мне сорвался какой-то крючок. Спусковой? Бульдог довольно скалился, моргая. Похоже, он этого и добивался. Вот, радуется. Мертвая хватка, да? Тебе лечиться надо, доктор. — В гневе бьете посуду? — Нет. — Семейное положение? — В разводе. — Инициатор развода — вы? — Не ваше дело. — Повторяю: кто инициатор развода? — Почему вас это интересует? — Не отвлекайтесь. Я должен составить ясную картину. — Какую картину?! — Пять на сто двадцать пять? — М-м… Шестьсот двадцать пять. — Ревновали мать к отцу? — Нет. — Отвечайте правдиво. Ложь смазывает диагноз. — Мамой клянусь! Так устраивает? — Разделите восемьдесят четыре на семь. — Двенадцать. Фрейд вертел в пальцах карандаш. Толстые пальцы с обкусанными ногтями. Остро заточенный карандаш. Ловко вертит, гад. Как дротик перед броском. Как метательный нож. Бздын-н-н! От психиатра несло — хоть нос затыкай. Или это от меня? Очень тесный кабинет. Не развернешься. Трудно дышать. На столе светится монитор. Под столом тихо урчит системка. Что там на экране? Заставка, полускрытая телом врача, бесит. Яркие краски, нервные фигуры. Как я раньше не заметил? Жарко. — Умножьте двести семьдесят три на шестнадцать. — Я… — Не отвлекайтесь! Ну?! — 4368. — Приступы страха? — Да. — Что — да? — А что — приступы? — Мучают? — Нет. — Больная принимает «Рисполепт» и «Паксил». Одновременно с этим она три недели принимала фенибут. И бромокриптин — от гиперпролактемии… — Квадратный корень из шестидесяти семи? Три знака после запятой… — 8,185. — Может ли больная заменить фенибут афабазолом и тенотеном? — Не имеет смысла. — Почему? — Это как пытаться усилить танковую дивизию одним мотоциклом… — Раздражает ли вас при чтении смятая страница газеты? — Да. — Молодящаяся старуха? — Да. — Квадратный корень из ста тридцати двух? — 11,489. Да. — Что — да? — Раздражает. — Чрезмерная близость собеседника? Фрейд придвинулся вплотную. Сейчас вцепится. — Да! — Человек грызет ногти? — Да! — Кашляет в вашу сторону? — Да!!! — Двести шестьдесят умножить на семьдесят пять? — 19 500. — Слово из восьми букв. — Агрессия. Исчез объем. Сгинул рельеф. Спрятался собеседник. Далеко-далеко. Близко-близко. Нет мимики, жестов, интонаций. Нет перспективы. Все плоское — легло, распласталось. Слова. Знаки. Тыц-тыц. Клац-клац. — Смеются невпопад? — Раздражает! — Учат вас жизни? — Раздражает! — Опаздывают? — Да! — Квадратный корень из восьми тысяч трехсот двадцати шести? — 91,246. Раздражает! — Вам пересказывают сюжет романа? — Очень! — Жестикулируют во время разговора? — Да!!! — После приема «Плизила» возникло чувство дерсализации. Стоит ли опять уйти на «Золофт»? — Поиск. «Скорая помощь». Плизил. — Отвечайте! — Продолжать прием. Явления временного характера, скоро пройдут. — Отлично. — Раздражает! — Все хорошо. Вы в полном порядке. — Да!!! — Вас ничего не беспокоит. Вы спокойны. — Я? — Ваша фамилия Золотаренко? — Да. — Александр Игоревич? — Да… — Все в порядке, Александр Игоревич. Вы абсолютно здоровы. Фрейд улыбался. У бульдога оказалась тихая, мудрая улыбка — как у Жана Габена. Он встал, ободряюще потрепал меня по плечу. Я кивнул в ответ. Дышать стало легче. Это ведь замечательно — дышать. Чем здесь пахнет? Цветы на столе, рядом с монитором. Ландыши. В стаканчике. Это они. «…светлого мая привет…» — Вас раздражает, когда вам дарят ненужные предметы? — Нет. — Громкий разговор в транспорте? — Нет. — Хорошо. Спасибо. Вот ваша карточка. — Всего доброго, доктор. — До свидания. Вопросы, думал я, выходя из кабинета в коридор. Ответы — прислонясь к стене плечом. Что меня раздражает — пропуская в кабинет следующего пациента. Какие-то лекарства. Фенозил? Тенозол? Не помню. Кажется, Фрейд спрашивал, принимаю ли я их. Нет, не принимаю. Умножить пять на семь. Разделить то на это. Цифры выветрились из головы. Ну их. В конце концов, я вам не калькулятор. Вопросы. Ответы. Загадки Сфинктера. Нет, не опечатка. И не оговорка. Машины разбегались тараканами. Странное дело. Вот ровная улица. Вон перекресток — в тридцати метрах от клиники. На перекрестке — мент-регулировщик. Дирижирует волшебной палочкой. «Ауди», «Жигули», «Рено» — строго по правилам движения. И никуда не деться от болезненного впечатления — тараканы. Где-то в центре города сыпанули пиретрумом. Бегут. Устал Золотарь, братцы. Укатал сивку медосмотр. Нюхай, нервничай. Психиатр тиранит. Загазованный воздух казался сладким, как чай в поезде. Хороший проводник надевает на ложечку упаковку рафинада. Красиво. Растворишь, хлебнешь и задохнешься от нелепого дорожного счастья. Новые земли, новая правда. С попутчиком честен, как на исповеди. Уехать, что ли? А вот кое-кто считает, что чай в поезде — горчит. Мамаша везет коляску с близнецами. Летит на роликах пацаночка — косички по ветру. Ковыляет древний дед, кашляет. Тургеневская барышня выгуливает мопса. Мопс деловито метит углы. Из-за ограды детского сада — вопль монгольской орды. Зелень лип. Зелень кленов. Скоро — тополиный пух. В холле поликлиники мается Натэлла. Ага, отмаялась. Черный ведет Риту. Выходят втроем, садятся в черный «Фольксваген». За рулем — Чистильщик. Высовывается в окно, показывает: садись, мол, и ты. Место есть, поедем. Золотарь машет в ответ: сейчас. Оседлаем таракана… — Это клиника? — Да. — Спасибо. Вежливая девушка. Жаль, чахлая. Сутулится, вздрагивает. Мышиные хвостики, бледный рот. За спиной — рюкзачок. Студентка? Школьница на выпуске? Отчего мы плоские? От того, что доски мы… — Вы на медосмотр? — Ага. Опоздала. — Ничего, идите. Успеете… — Спасибо. — Не за что. Очень вежливая девушка. Дурнушки вообще славные. — У вас закурить не найдется? — Не курю. И вам не советую. — Извините… Топчется. Не хочет к врачам. Милая, так ты везде опоздаешь. — Который час? — Половина шестого. Не к месту вспомнился Фрейд. Надвинулся, оскалил клыки: умножьте семь на восемь! И восемь на семь! Раздражает? То-то же… Воздух утратил сладость. Листва деревьев наглоталась пыли. В детском саду онемели. Сбился с ритма регулировщик. Лишь в окне напротив — урчит зверь-компьютер. И в другом окне. И в третьем, на первом этаже. Их становилось все больше — компов, вцепившихся в «нети». Как гиены в труп быка. Он чуял их: одного за другим. Пятого за десятым. Имя им — легион. Урчат. Словно всем чешут животики. Шкряб-шкряб, зажмурьте глазки. — Девушка, как вас зовут? Смотрит с интересом. Надо полагать, нечасто с ней знакомятся. — Наташа. Шкряб-шкряб. Наташа. — Белова? — Да. Откуда вы знаете? — Я все знаю. Я пророк. — Врете вы всё… — Нет, честно. Пророк. И я видел, и вот, бурный ветер шел от севера, великое облако… Как там дальше? Великое, значит, облако… — Ни фига себе монстры! Это вы сами придумали? — Ага. Сам. Хочу такого на юзер-пикчер. — Вы прикольный. — Ты еще не знаешь, какой я прикольный. Ухохочешься… Исчезло лицо. Девичье лицо, веснушки на переносице. Нет, не исчезло. Легло на плоскость, упростилось. Атласный шелест; урчание легиона системок. Рык львиного прайда. Гул штормового моря. Картами цыганки развернулись юзер-пикчерз. Монстр со скальпелем. Урод в бигудях. Ацтекский идол. Голая задница. Ребенок-даун. Киса со слоганом «Fuck off!» Шкряб. NATO: Pancer: Chookcha36: — Ну здравствуй, чукча… — Кто вы такой? — Пророк. — Вы псих? — А ты? — Я милицию позову! — Зови. Расскажешь им, как угрожала мне. Как обещала, что я буду мочиться в пипетку до конца моих дней. Что меня родители в морге не узнают. Эх ты, чукча… — Иди на хер! На хер!!! — Ага, уже… — Сука! Гад долбанный! На ее месте Золотарь бежал бы прочь от клиники. Она же — серая, как казенная простыня — ринулась в стеклянные двери. Холл. Бросок к лифту. Нет, передумала. К лестнице. Бегом, заячьей скидкой, оглядываясь через тощее плечико… Исчезла. — Это чукча, — сказал он Чистильщику. — Чукча номер 36. Оказывается, шеф уже давно стоял рядом. — Я знаю, — кивнул шеф. — Знаешь? — Внешники ее сразу пробили. Видишь, как совпало… — Вижу. — Виртуальный возбудитель, и она же — в списке потенциально импицированных. Скачок траффика. Наша землячка, из Дергачей. — Ты ее отпустишь? — А что ты предлагаешь? — Взять. — Ее не за что брать. — Это да. Ни кожи, ни рожи. — Ее не за что арестовывать. Да и права такого у нас нет. — Сомневаюсь. — Что-то ты хреново выглядишь, Золотарь. — Мы уже «на ты»? — У тебя есть возражения? — Нет. Слушай… Ты в курсе, что кругом — они? — Кто? Враги? — Компьютеры. — В курсе. Поехали отсюда, параноик. Чайку выпьем… Ночью, ворочаясь перед тем, как заснуть, Золотарь сообразил, что Чистильщик ни капельки не удивился. Ну, сотрудник узнал в лицо виртуальную чукчу. Которую ни разу не видел. О которой не спрашивал у мудрых внешников. Узнал, и ладушки. Обычное дело. |
||
|