"Андрей Печенежский. Безмолвие" - читать интересную книгу авторакофе, они здороваются со мной и говорят какие-то обычные слова, а потом
снова идут в засаду... Ты слышишь меня? Ты понимаешь? Но непойманного гепарда уже не было рядом... Сток опомнился: откуда Могон может знать о безмолвных и о фонарях, которые будут их заряжать? О том, что Стоку предстоит сопровождать заряженных в хранилища? Ведь все это - еще не случилось, еще ничего не случилось, и даже хранилища едва ли готовы принять первый груз... Пространство вокруг холма сгустилось, траву заволакивало туманом. - Да вот же он! К Стоку подбежало трое - солдат из охраны и заспанные спецы. - Что?.. Пора ехать? - слабым голосом спросил Сток; солдат молча подхватил его на руки и понес к хранилищу... Пророчества Могона сбылись - он повторял их слишком часто. Бедняга Сток очутился меж двух опаляющих стен: с одной стороны складывались нерастворимые в воздухе слова гепарда, с другой пили кофе улыбчивые снайперы. Что скажет Могон, то и будет. Но даже гепарду никогда не постичь простого - зачем Стоку понадобилось стать Сопровождающим. Этого не узнают и те, кого Сток особо выделял и запоминал среди заряженных, - запоминал с трудом, кропотливо, точно так же, как заучивал стратегическую инструкцию. Остальные предпочитали участие со стороны, а он был Сопровождающим, казалось теперь, всю свою жизнь. Хоть в этом ему повезло, потому что руки по-прежнему не отмывались, и Сток научился понимать разницу между "больше" и "меньше". Хранилища, дожидавшиеся сигнала, он относил к меньшинству. Хоть в этом ему повезло, тут он еще мог выбирать. - Нил, _о_н_и_ повисли на мне, я задыхаюсь! человека. Покажи руки, друг!" - Вот тебе мои руки, друг! И я не могу ответить ни на один из твоих вопросов... Я могу лишь крикнуть напоследок, как никогда еще не кричал: будь проклят этот мир со всеми его застенками! Весь! Целиком! Услышьте меня, заряженные! - раньше, чем вас выпустят к людям!.. И настал тот день, когда безмолвный по имени Головастик Прив сказал, что уходит на солончаки; побродить с ружьем, до ужина, - сказал он, а сам рассчитывал затеряться там до конца, но что-то привело его обратно. Вечером он возникал то близ бассейна, то перед гаражом; он пробовал сидеть в библиотеке и запирался в своем номере, и нигде не было ему спокойного пристанища. Беседы товарищей - ни вслух, ни мысленно, - уже не задевали его, сам он ни о чем не думал. А ночью, ночью Головастик растормошил нас диким воплем. Мы повыскакивали из комнат, и застали в холле незнакомого, гибнущего и гибельного Прива. Атлет, уподобясь наказанному ребенку, забился в угол, не в состоянии владеть собой. Безмолвие стерло его уста, но крик Головастика был непрерывным и ошеломляющим: "Прочь, безмолвные! - требовала отравленная мысль. - Немедля - прочь!.. Сигнал!.. Я больше не могу сдержаться! Я должен разметать Вселенную!.." - яростная борьба не оставляла сомнений: Головастик перегорал изнутри... "Сигнал! Сигнал! Прочь, безмолвные!.." И мы, не спрашивая объяснений, метнулись к окнам... Сколько минут понадобится человеку, чтобы бегом одолеть расстояние в две мили? Три? Четыре? На это уйдет не меньше, по крайней мере, чем терпел еще Головастик, подавляя в себе покорность сигналу. Они бежали без оглядки; привычка брала свое - они бежали и упивались свежестью ночного воздуха и |
|
|