"Йен Пирс. Комитет Тициана" - читать интересную книгу автора

лодку и ставил на дно ее багаж. Второй пассажир снизошел до того, что
пожелал ей доброго утра. Если бы Феллини надумал экранизировать "Сказание о
Старом Мореходе" [Поэма Сэмюэла Тейлора Колриджа (1772 - 1834). Написана в
1798 г.], то не нашел бы лучше актера на заглавную роль. Даже на первый
взгляд ему было хорошо за семьдесят, а лицо его напоминало задубевшее от
воды бревно. Коротышка, до невозможности седой, с полным ртом плохо
пригнанных протезов, которые пугающе пощелкивали, когда он улыбался, этот
человек, казалось, до сих пор способен голыми руками разорвать кусок бетона.
Он устроился рядом с ней на корме, минуту-другую улыбался и клацал
зубами, а потом, явно стараясь не упустить утреннюю порцию удовольствия,
стал сыпать вопросами: у нее отпуск? Надолго в Венецию? Она с кем-нибудь
встречается? - и тут же бросил хитроватый взгляд. Была ли в Венеции раньше?
Флавия терпеливо отвечала. Старики любят поболтать, а его любопытство
казалось настолько напористым, что трудно было ему отказать. Спутник с
гордостью заявил, что он отец возчика и сам всю жизнь работал в Венеции
гондольером. Но теперь состарился, работать больше не может, но случается, с
удовольствием подсаживается в лодку к сыну.
- Готова поспорить, что в дни вашей молодости таких лодок наверняка не
было, - предположила Флавия, скорее для того, чтобы разнообразить
бесконечную череду своих "да" и "нет".
- Таких? - Старик так сильно сморщился, что нос почти совершенно исчез
в складках лица. - Вы называете это лодкой? Пфу!
- А что? Она мне кажется вполне приличной. - В глубине души Флавия
понимала, что, оценивая достоинства судна, выразилась не совсем
по-мореходному.
- Только тарахтит и гонит волну, - возмутился старик. - Скроена
примерно так, как ящик из-под апельсинов. Лодок больше не умеют делать. В
лагуне больше вообще ничего не умеют делать. - Флавия прищурилась на
искрящуюся, сверкающую воду и остров Бурано слева, заметила кружащихся над
головой чаек и вдали - неторопливо пыхтящий, выбирающийся в открытое море
танкер. Гондольер правил к городу, и лодка нарезала на темно-зеленой воде
кремовую волну.
- На вид тут все как будто в порядке, - сказала Флавия.
- Вот именно, на вид. Но дело не в виде. Здесь совершенно позабыли о
течениях.
- Простите, не поняла?
- О течениях, юная леди, о течениях. В лагуне полно каналов и
фарватеров. Очень сложных и каждый служит естественной цели. Обычно их не
трогали. Но теперь стали прорубать широкие дороги для таких штуковин, как
эта. - Старик презрительно ткнул пальцем в сторону танкера. - Когда
наступает прилив и ветер дует в ту же сторону, здесь поднимается огромная
буча. Вот так, как сейчас. Это может случиться в любую минуту. Вода
устремляется не туда, куда надо, и намывает на берег всякую дрянь. Вонь
стоит жуткая. Называется, перехитрили сами себя. Город по собственной
глупости задыхается в своем же дерьме.
Старый гондольер сел на своего конька и принялся честить грехи
современного века. Сын посмотрел через плечо и, явно опасаясь за свои
чаевые, шагнул назад. Не было сомнений, что это вовсе не опасно - нестись на
полной скорости в неуправляемой лодке по пенящейся воде, но Флавия предпочла
бы, чтобы кто-нибудь, просто на всякий случай, все же придерживал штурвал.