"Татьяна Павлова. Кромвель (Жизнь замечательных людей 611) " - читать интересную книгу автора

из дому, он видел широкое низкое небо, почти всегда покрытое облаками, видел
шпили четырех городских церквей, в ближайшую из которых, церковь святого
Иоанна Крестителя, его водили по воскресеньям.
Хантингдон в самом облике своем имел нечто пуританское. Старые темные
дома с островерхими крышами вытянулись вдоль длинной разбитой дороги,
уходившей в бескрайнюю, кое-где слегка всхолмленную равнину. Сразу за домами
начинались поля и огороды. За околицей пастбища чередовались с лугами и
чавкающими торфяниками, среди которых тек полноводный Уз, всегда мутный, с
илистым дном. Солнце заходило в тумане, часто шли дожди, болотные тростники
шумели под ветром.

Дома отец наставлял его в своей вере. Вечерами семья собиралась у
камина, и шестилетний мальчик, сидя на низенькой скамеечке у отцовских
колен, слушал поразительные истории и строгие поучения из толстой книги -
главной книги в их жизни. Некоторые места особенно врезывались в его память.
"Бойся, сын мой, господа и царя, - читал отец. - Даже в мыслях твоих не
злословь царя, ибо птица небесная может перенести слово твое, и крылатая -
пересказать речь твою".* Бога и не менее далекого, сказочного короля
следовало бояться: бояться надо было и некоторых людей, злых и алчных. "Есть
род, у которого зубы - мечи, и челюсти - ножи, чтобы пожирать бедных на
земле и нищих между людьми".
______________
* Все переводы библейских текстов даются по изданию: Библия. Изд.
Московской патриархии. М., 1968.

Книга учила заступаться за слабых и смутно кому-то угрожала. Пламя
камина завораживало взор, глаза сладко слипались; малыш все теснее
приваливался к коленям отца. В ушах звенели, бессознательно запоминаясь,
слова: "Открывай уста твои за безгласного и для защиты всех сирот. Открывай
уста твои для правосудия и для дела бедного и нищего... Любите
справедливость, судьи земли, право мыслите о Господе, и в простоте сердца
ищите его..." Голос отца звучал все громче, все напряженнее: "Горе тебе,
опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили!
Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь
грабительства, разграбят и тебя... Ибо Тофет давно уже устроен; он
приготовлен и для царя, глубок и широк; в костре его много огня и дров;
дуновение господа, как поток серы, зажжет его..."
"Что такое Тофет?" - встрепенувшись, спрашивал мальчик. И узнавал, что
было под древним Иерусалимом такое место, куда жители свозили нечистоты и
тела умерших, недостойных погребения. Там их сжигали, и пламень тот был
подобен огню ада.
Понятно, что после таких чтений мальчик спал плохо, видел тревожные
сны. Физически он был крепким ребенком, любил бегать, возиться с сестрами,
но характер имел неровный, слезы часто набегали на глаза, впечатлительность
была необычайной. По ночам, в сумраке детской ему могла померещиться
гигантская фигура, которая, подобно древним пророкам, предрекала ему славу.
По праздникам он гостил с семьей у дяди в Хинчинбруке и видел совсем
другую жизнь - пышную, изобильную, беспорядочную. Ему доводилось играть там
с разодетыми в шелка и кружева кузенами, сыновьями сэра Оливера, наблюдать
турнир на лужайке или представление заезжего театра, пробовать изысканные