"Александр Павлюков. Эти дни " - читать интересную книгу автора

трудились мальчишки-чистильщики. Разглядывая витрины, кучками проходили
туристы, навьюченные сувенирной чепухой. Молодежь тянулась к кинотеатрам,
привлеченная афишами с лихо намалеванными красотками.
Всё в городе как обычно. И только старики в кафе, отвыкшие за долгий
век чему-нибудь удивляться, обсуждая газетные строчки, покачивали головами,
как бы говоря: "Ну, что? А ведь ещё и не то будет..."
Ехать дальше не было никакого смысла, улица была плотно закупорена
автомобилями. Мы расплатились с шофером и пошли переулками. Прохожих было
немного, и я обратил внимание на то, что в некоторых лавках опускали на
витринах железные шторы-жалюзи, а лоточники складывали товары в чемоданы и
ящики. Навстречу стали попадаться кучки возбужденных людей. Они торопливо
шли к центру, изредка оборачиваясь. Те, кто шел в одну сторону с нами,
поворачивали обратно. У меня появилось ощущение, будто мы с Наташей сбились
и шагаем не в ногу.
Опустевший переулок закончился, мы вышли на площадь и застыли на месте.
Впереди, в нескольких сотнях метров, шумела огромная толпа, медленно
двигаясь в нашу сторону. Со ступенек небольшого памятника в скверике перед
высотным зданием какого-то министерства кричал, размахивая руками, оратор.
Слов не было слышно, лозунговые окончания длинных фраз подхватывались
толпой, и её рев, резонируя в узком ущелье улицы, усиливался как в
репродукторе. Даже с того места, где мы остановились, было видно, что толпа
состоит исключительно из молодежи.
- Демонстрация, - сказал я Наташе, как будто она сама этого не
понимала.
Я растерялся. Толпа медленно приближалась, заливая улицу метр за
метром, и в желудок вполз и свернулся там клубком толстый и скользкий жгут
страха. Я почувствовал себя маленьким и беспомощным перед этим неумолимо
надвигавшимся человеческим валом, который мог растоптать нас с Наташей как
букашек, а мог и вобрать в себя.
Я оглянулся, ища незакрытый магазин, лавку или хотя бы подъезд, и
увидел, что прямо на нас мчатся по три в ряд большие грузовики, схватил
Наташу за плечи и прижал к стене дома.
Полицейские пятитонки пронеслись впритирку с тротуаром. Казалось, они
протаранят толпу, но, не доезжая считанных метров, грузовики притормозили,
развернулись боком к толпе и встали как вкопанные. Из закрытых брезентом
кузовов посыпались полицейские с винтовками и выстроились в ряд между
машинами и толпой. Толпа остановилась, сбиваясь ещё плотнее, так как задние,
не видя происходящего, продолжали напирать на передних. Приклады винтовок
плотно вошли в плечи, дула медленно поползли вверх. И вдруг раздался резкий
Наташин вскрик. Я оглянулся. Из подъезда напротив выскочил человек с
револьвером в руке и, прильнув боком к стене, встал на одно колено. Один из
полицейских обернулся, и четкий хлопок выстрела утонул в пушечном громе
залпа, сотрясшего многоэтажные здания. Человек остался сидеть у подъезда,
выронив револьвер из беспомощно повисшей руки. На белой ткани его рубашки
расползалось ярко-красное пятно.
На какие-то несколько мгновений я перестал ощущать звуки, и от этого
казалось, что зрение в несколько раз усилилось, будто к глазам приставили
окуляры бинокля. Только теперь я разжал пальцы, вцепившиеся в Наташины
плечи, и, отмечая про себя каждую морщинку вокруг её потерявших выражение и
потемневших от испуга глаз, следил, как она быстро и беззвучно шевелит