"Александр Павлюков. Эти дни " - читать интересную книгу автора

трамвай-экспресс. Но в городе, где до сих пор сохраняются настолько
музейного вида трамваи, что диву даешься, эти японские вагоны метро с
чистыми сиденьями из красной или зеленой искусственной кожи, лампами
дневного света, вместительные и быстроходные, кажутся великолепным
достижением. К тому же они не так разбиты и помяты, не чихают и не чадят
вонючими отрыжками дизельного топлива, как автобусы, а лишь изредка
сбрасывают со своих дуг бенгальские огни.
Я усадил Ольгу к окну, а сам, по московской привычке, качался вместе с
толпой в такт стуку колес, уступив место симпатичным студенткам. За Ольгу я
не беспокоился. Благодаря голубым глазенкам и золотистым волосам,
перехваченным огромным бантом, она пользовалась сногсшибательным успехом.
Мне оставалось скромно стоять в стороне и пытаться на ходу уловить смысл
чужого разговора или просто подглядеть и постараться домыслить чужую и не
совсем понятую жизнь.
Функция метро не ограничивается тем, что это общедоступное средство
передвижения. Это ещё и лавка на колесах, в которой можно приобрести
множество нужных и ненужных предметов. Мелочные торговцы-разносчики словно и
не покидают вагон, если не обращать внимания на их возраст и ассортимент
товаров. Облик и одежда примерно одинаковые. Ноги босые или обуты в сандалии
из пластика. На плечах - грязная, заношенная, длинная до пят национальная
рубаха, зимой, когда по вечерам бывает прохладно, сильно потертое пальто,
купленное на толкучке, на голове что-то вроде тюрбана или лыжная шапка. У
мальчишек то же самое, но зачастую они щеголяют в пижамах, как и большинство
детей из бедных семей.
И взрослые, и мальчишки, проходя вдоль вагона, громко, чтобы дошло до
каждого, объявляют товар и его цену, держа лоток на одной руке, и иногда для
убедительности и соблазна суют товар в нос пассажирам. Продают всё, что
угодно: сигареты, газеты, лимоны, леденцы, бритвы, карандаши и ручки,
расчески, дешевые игрушки - и внимательно следят за публикой: вдруг
кто-нибудь призывно крикнет или махнет рукой.
В глазах у взрослых застыла тоска, отрешенность или скорее всего
покорность несчастливой судьбе. Нет работы для сотен тысяч рабочих рук, а
это всё же работа, можно за день изнуряющей беготни и надоевшего до хрипа
возгласа "Сигареты! Покупайте сигареты!" заработать себе на бобы и лепешку,
пару тех же сигарет и чашку чая с молоком в дешевой кофейне. Всё-таки жизнь
идет, надо терпеть и надеяться.
Мальчишки, конечно же, смотрят на жизнь веселее. Неугомонные и,
кажется, неутомимые, они пробегают по вагону, держа под мышкой пачку газет,
одна газета наготове в руке, громко выкрикивая название. Часто вскакивают в
вагон по двое на многолюдных остановках, соревнуются, кто обежит вагон
быстрее, потом, сойдясь у дверей, тихо о чём-то беседуют, постукивают босыми
ногами по стойкам, смеются, подбирают с пола окурки покрупнее. На следующей
остановке выходят, ждут поезда, глазеют по сторонам: заметив прохожих,
кидаются к ним наперегонки.
Они ещё не отягощены заботами отцов семейства, о другой жизни знают
понаслышке, предпочитают в свободное время гонять тряпичный мяч по пыльной
улице, кажется, нимало не задумываясь о будущем. Школа для них недоступна,
потому что надо помогать семье, и это естественно для них, как дыхание.
Невозможно спокойно смотреть на семилетнего малыша, который вполне серьезно,
толково и рассудительно объясняет полной даме в браслетах, что лучших