"Алексей Павлов. Отрицаю тебя, Йотенгейм! (Должно было быть не так, #2) " - читать интересную книгу автора

момента повествования уже не соответствует действительности: не помню; а
тюремная тетрадь не сохранилась, сжег я ее на мартовском снегу в лесочке
перед домом вместе с тюремными вещами, и горели они, надо заметить,
по-особенному, долго, зловонно и дотла). Надя повелительно отвечает: "Что
нужно!?" - и беседы продолжаются. Я уже играю с воображаемым соперником,
отчаявшись дождаться Серегу, а тот уже расстегнул штаны и, отойдя от
кормушки, покачиваясь демонстрирует Наде нечто такое, чего с этой стороны не
разглядеть. Надя с каменным лицом остановившимся взглядом глядит в кормушку,
а Сергей с пафосом восклицает: "Что, этого хочешь?! На, смотри! Смотри!"
Продолжим? - говорю, когда Сергей возвращается.
Не.., - отвлеченно бормочет он, - не могу: только пизда перед
глазами. Негр тут был. Я ему: "Давай я тебя выебу!" А он по-английски: мол,
не понимаю, чего хочешь. Я его за шкибот, кулак к носу и жестами: "Хочу
ебать твою черную жопу! Понял?"
А он?
А он смеется... Что тут поделаешь. То ли дело дома. Я, как освободился,
мы с друзьями вечером в микрорайоне пидараса поймали и вшестером выебли.
Кричал, пидер, убежать хотел, даже вырвался. Мы его опять поймали и опять
выебли. До зоны доехать - там не проблема.
Эта же самая Надя, прослышав о моем учительском образовании, пыталась
завести суровые беседы и со мной, но, натолкнувшись на молчание, сильно меня
невзлюбила и настойчиво выпасала в шнифты, чтобы зычным голосом указать, кто
в доме хозяин, когда я подымусь к решке. К дороге я подступался редко и
неохотно, хотя решка на больнице не высоко. Наша хата сообщалась вверх со
спидовым женским отделением и вниз со спидовым мужским. Вылавливая удочкой
веревку с малявой или грузом, я внимательно оглядывал руки, нет ли порезов,
выбирал веревку как можно меньше касаясь ее, и потом тщательно мыл руки.
Девчонки сверху все время просили загнать им хороших сигарет и бумаги на
малявы и время от времени интересовались, нет ли у нас "баяна". Однажды они
загнали Сереге ножницы, которыми он взялся стричь ногти и порезался до
крови. Несколько дней Серега гнал самым отчаянным образом, так что на лбу
проступали капли пота, потом решил, что чему быть, того не миновать,
смирился и постепенно успокоился. Я же отслеживал комаров, которые живут на
больнице Матросской Тишины даже зимой, и исправно уничтожал их, особенно
сердясь на тех, что напились крови. Говорят, комары могут быть переносчиками
СПИДа, а до последнего - далеко ли. Кто-то из спидовых снизу загнал Сереге
тетрадь со своими стихами, которые Сергей читал жадно и сосредоточенно, а
некоторые переписал себе. Можно ли почитать, поинтересовался я. Стихи
оказались плохие по форме, похожие друг на друга, трагичные и безнадежные.
Но Сергею они понравились очень. Одно запомнилось и мне. Вот оно.
* * *
Я был предназначен судьбой для побед,
Для славы и слов благосклонных и лестных,
Но вот я в тюрьме, и померкнувший свет
Кричит голосами теней бестелесных.

Мне снова на суд, в заколдованный круг,
Но руки сковали стальные браслеты
К отребью в погонах карающих рук
Никак протянуть мне возможности нету.