"Сергей Павлов. Корона Солнца" - читать интересную книгу автора

наследственной памяти. Несчастный! Случаю угодно было оживить в нем ту
слепую жестокость, которая, казалось бы, полностью истлела в прошлом.
Проклятие предка!.. В каких тайниках, в каких клетках мозгового вещества
сохранилось оно, скрытое от сознания? Не знаю. Да и никто пока толком не
знает. А надо бы знать, пора... О, мы любим говорить о своем могуществе!
Но вот в нашу дверь постучалась беда, и мы не смогли вернуть Курту самого
себя. Он ушел от нас, ненавидя людей ненавистью своего предка, ненавистью,
которая совершенно не свойственна его настоящей сущности.
Фидлер умолк. Я смотрел на него, что называется, "во все глаза". И
этого человека я раньше считал сухарем, невыносимым педантом!.. И чтобы
скрыть замешательство, я спросил:
- Скажите, Фидлер, сами-то вы полностью доверяете этому своему... ну...
диагнозу, что ли?
Фидлер пожал худыми плечами.
- Видите ли, мой молодой друг... Я просто поделился с вами догадкой, не
более. А догадка, не подкрепленная вескими аргументами, не может...
- Может! - перебил я его с неожиданной для себя злой решимостью. Он
открыл мне глаза. Теперь я презирал свои "всезнающие", "супермудрые"
диагностические машины - всю эту безнадежно грубую подделку под
человеческую мысль.
Фидлер неодобрительно покачал головой:
- Как вы еще молоды, Морозов. Впрочем, я вам ужасно завидую.


Да, все это так и было. Мне завидовали, а я терял под ногами опору,
потому что увидел границы возможностей машинной медикологии и испытывал от
этого горечь разочарования. Потускнело то главное, чему я хотел посвятить
свою жизнь. Возможно, Фидлер и прав, пытаясь убедить, что ничего страшного
со мной не происходит, просто "возрастной период", но мне по-прежнему было
тяжело. Зачисление в группу Шарова вывело меня из тягостного состояния
отрешенности, которое испытывал по собственной вине. Мне казалось, что
там, возле Солнца, среди неведомых опасностей, мне суждено понять что-то
очень важное для себя...
Устав от размышлений, я разыскал свое любимое место для отдыха -
обломок скалы с удобными ступеньками в тени. Отсюда хорошо видна глубокая
чаша каменистой долины. Долина поражает своей пятнистой расцветкой -
черное с белым. Впечатление такое, будто среди нагроможденных черных скал
отдыхает лебединая, стая, и трудно поверить, что эта белоснежная масса -
химическое соединение цинка. Кое-где ослепительно блестят кусочки
разбитого зеркала. Это - лужицы ртути и расплавленного зноем свинца. В них
смотрятся Солнце и камни. Пятнистую поверхность долины пересекают огромные
трещины с обрывистыми краями. Однажды я заглядывал в одну из таких трещин
и был ошеломлен бездонной глубиной. В общем эти колоссальные разломы
напоминают аналогичные образования мертвого рельефа Луны, но на Меркурии
они живут, дышат: во время сильных трясении они умеют захлопывать свои
чудовищные пасти. Недавно так едва не погибла исследовательская группа
меркуриологов.
Пейзаж разнообразят десятки действующих вулканов. Их крупные склоны
испещрены множеством кратеров-паразитов, изливающих потоки дымящейся лавы,
вершины постоянно окутаны облаками сернистых газов. "Кочегарка" планеты