"Сергей Павлов. Акванавты" - читать интересную книгу автора

Фотографию Лотты я так и оставил на столике. Оставил, потому что не мог
больше видеть ее внимательные серые глаза и скрытое в них обещание...
Селиванов сдержанно пожал мне руку:
- Ну... ладно, увидимся еще. С Дуговским там поосторожнее - мне
кажется, у него на станции крупные неприятности. Юлит, недоговаривает.
Черт нас дернул встретиться с "международником".
Знойную тишь всколыхнул хриплый бас корабельного гудка. Белый нос судна
украшен странным названием: "Крейдл". "Колыбель", если перевести с
английского.


Уже четыре часа я нахожусь на борту судна Международного института
океанологии. Дуговский, видимо, забыл о моем существовании. Сижу в
шезлонге под белым тентом шлюпочной палубы, пытаюсь читать.
Покачивает... Эту скорлупку покачивает даже на малой волне. Недаром ее
умудрились назвать "Колыбелью". Впрочем, суденышко уютное, чистенькое -
"международники" любят комфорт. Тишина, ощущение благополучия, степенности
во всем... Нет, у нас на "Таймыре" обстановка другая: грохот лебедок,
загорелые спины ребят, беззлобная перебранка, спуски глубинных приборов -
сумасшедшая, выматывающая нервы работа, зато по вечерам - научные диспуты
вперемежку с откровенным зубоскальством и холостяцкие песни под банджо...
Но все это вдруг стало мне в тягость с того самого момента, когда
однажды в радиорубке я услышал старчески дребезжащий голос Керома:
- Игорь, ты? Мужайся, мой мальчик, я должен сообщить тебе горькую
новость...
Я не сразу почуял беду:
- Что у вас там случилось, Кером?
- Лотта... - и наушники всхлипнули. - Понимаешь? Ее не стало...
Он говорил что-то еще...
Ошалело покачиваясь, я вышел из рубки. Нет, я ничего не понимал. Взрыв
в лаборатории синтеза. Пожар. Гибель четырех сотрудников института
молекулярной бионетики. И среди них - Лотта...
Ослепительно сверкал океан. Экваториальное солнце струило на палубу
потоки зноя. А мне... мне вдруг стало холодно, меня колотил озноб. Помню,
я как-то вяло удивился, что на судне продолжается обычная работа: сейсмики
решили сделать "станцию" и устанавливали гидрофоны. Тяжело бухали
подводные взрывы, над океаном с печальным криком носились потревоженные
чайки...
Прошла неделя, фотопортрет по-прежнему стоял на моем столе, и никто из
товарищей ни о чем не догадывался. Но я-то знал! Знал, что никогда не
увижу этих серых, внимательных глаз. Скрытое в них обещание было
напрасным...
Все это время я жил и работал, как автомат, у которого лопнула какая-то
тонкая, но очень важная пружинка. Внешне я старался держать себя так,
будто бы ничего не произошло. Иногда даже пытался заставить себя смеяться
вместе со всеми, как и прежде. Но безуспешно. Начальник нашей экспедиции
Селиванов несколько раз предпринимал попытки вызвать меня на откровенный
разговор. Разговора "по душам" не получалось. И не потому, что я не желал
открыться, высказать свою боль. Просто я не мог, не умел этого сделать. Да
и как объяснить внезапно и тяжело навалившуюся на меня безысходность?..