"Олег Павлов. Метафизика русской прозы" - читать интересную книгу автора

на всех, обостряет национальное самосознание, усиливает в народе именно
общее, то есть национальные черты. Страдальческий опыт - вот что
фундаментирует и питает наши национальные чувства. Мы обособились от мира,
загородились от него своим страдальческим опытом. Литература же делит
страдания со своим народом, наполняется его чертами, как бы воспалены они ни
были. Социальные, общественные противоречия - это лишь поверхность
неустроенности духовной. Она и есть настоящая национальная болезнь, постичь
которую возможно, лишь проникнув в глубину народной души. Сказать, что опыт
современный человеческий страшен,- значит ничего не сказать. Мы давно и
незаметно перешагнули границу зла, за которой начало нового испытания,
искупление содеянного. Но как цинизм совсем обесчеловечил ироническую
литературу, так жестокость обезобразила современную реалистическую прозу. И
она тоже становится бесчеловечной. Одни презрительно отказались от
бытописания - и пишут бесчеловечно, потому что совесть свободному искусству
не судья. Другие, под маской реалистической, с тем же презрительным неверием
отвернулись от красоты и правды добра в человеке, потому что без них
жестокость и делается художественно достоверней.
Русская же литература всегда жила тем, что писательство понималось как
долг нравственный. Сначала воспамятование - правда, проникнутая историзмом.
Затем движение - к правде социальной с ее напряжением страстей человеческих
и судеб. После того все повороты и изгибы раскованны. Правда возжигает свет
в человеке, в его бытии, которое делается поэтому осмысленным, но не хватает
малого. В этом малом - вечное борение человека. Рано или поздно, но
требование правды превращается в такую же творческую потребность познания,
постижения уже чего-то большего - Истины. Усталость межвременья проходит.
Безмыслие и сосредоточенность литературы на самой себе возможны только как
недолгая передышка. Потребность познания намного сильней и человечней.

Современное художественное самосознание
В лозунге "новой жизни - новое искусство", хоть он звучал и еще может
прозвучать не раз, по правде, нет ничего, кроме бунтарского обаяния.
Анархизмы потому и звучат так громко, что в искусстве есть истинный порядок.
Литература неустанно обновляется, но в этом обновлении нет ни
революционности, ни надрыва. Сила художественного приема заключается в его
неповторимости, которую он утрачивает, если пускается в литературный оборот.
Именно это обстоятельство и питает творчество, требуя открывать совершенно
неожиданные возможности. Являясь же по своей природе чисто творческим,
вопрос о новой литературе, таким образом, никогда и не перестает быть
насущным, оглавляя одну за одной вехи литературного движения. Путем
художественной эволюции, то есть путем обновления, в будущее продолжается не
что иное, как национальная художественная традиция.
Что такое традиция? Это не устав из раз и навсегда данных догматов;
чтобы оставаться способной к продолжению и развитию, традиция произвольно
раздвигает свои пределы, умещая в себе какое угодно множество самобытных
творческих миров, но связанных воедино историческим родством с русской
верой, культурой, наконец, с жизнью. Историческое тут значит то особое
единение во времени, которое образует история. Так как единение это духовно
и духовное, то и традицию я бы назвал духовной русской историей - и потому,
будучи историчной или протяженной во времени, она ведет свой особый отсчет
художественной эволюции: история и опыт литературы первоначальней, чем смена