"Н.Ф.Павлов. Демон" - читать интересную книгу автора

прохожего повесить голову или поднять ее гордо.
Прекрасная ночь и тусклое мерцанье огня бросали фан
тастический свет на утомленное лицо Андрея Ивановича.
Усталость клонила его. Рука работала усердно, но без этой
работы, без этого движения мысли, которое раздражает тело,
придает ему бодрость, делает человека ночью умнее, жизнь
приятнее, а сон ненужным. Серые глаза, не оживленные ра
зумным трудом, волнениями души, едва смотрели: то рас
крывались, как в испуге, то мало-помалу слипались опять.
На полных щеках не играл болезненный румянец бессонницы.
Они были бледнее обыкновенного. Андрей Иванович не бегал
по комнате, не тер себе лба, не раскидывался на спинке
кресел, не ломал рук, а все сидел, не разгибался и писал,
- сонный, терпеливый, полезный, добродетельный!.. Бе
локурые волосы с проседью лежали в том же порядке, в каком
были приглажены поутру. Шумный день столицы и морской
ветер промчались мимо, не пошевелив ни одного во лоска.
Чья судьба решалась под рукой темного человека, в краю
дешевых квартир, при свете чудной ночи и сальной свечи?
где тот, кого сыщет всемогущая бумага? на берегу какого
моря, в каких снегах России? Андрей Иванович решительно не
знал, о чем идет дело. Остроконечный нос его едва не
вступил в должность пера; но тут он очнулся, отряхнул го
лову, оперся обеими руками о стол, поднялся, потушил свечу
и подошел к окну. На том берегу темнелась и светлела
великая картина. Тут можно было простоять долго, вздрог
нуть при виде человеческой силы, человеческих богатств и
гранитов Севера; можно было пожелать переехать туда, на
другую сторону Невы, в какой-нибудь из этих домов, из ко
торых каждый был поместительней квартиры Андрея Ивановича.
Но он не растревожился, взглянул и отошел с тем же, с чем
пришел. Ему не захотелось ничего передвинуть, ничего
переменить и поправить, все здания были на своих местах,
все было благо, что было, не захотелось даже и переезжать.
Правильное течение жизни и привычка к правильности,
формальности, очереди, спасала его от неисполнимых
желаний, от вредных сравнений себя с ближними, Петербург
ской стороны с Дворцовой набережной; словом, от глупых мук
воображенья. Поработав и поглядев в окно, он отправился в
другое отделение своего жилища. Две комнаты отделяли его
от той, куда направились его шаги. Тихо растворилась дверь
в нее, осторожно ступила нога через порог, однако ж он
вошел небрежно, в полной уверенности, что ляжет спать, и
сбирался уже на покой, но вдруг остановился, как будто
встретил что-то новое, к чему не привык, как будто голова
его, которая устояла перед чудесами спящего Петербурга,
расположилась нечаянно к мечтательности и сердце, онемелое
под сухим трудом, отозвалось внезапно на язвительные
размышления. Перед ним лежала в постели женщина. Ни скрип
дверей, ни шорох мужчины не разбудили ее, она не