"И.Павлова. Поиски правды о кануне Второй мировой войны " - читать интересную книгу автора

на Запад, включая дислокацию Красной Армии вдоль германской и чехословацкой
границы, а также его одержимость секретностью[4]. Говоря о планах
советизации Польши, Ленин приоткрыл завесу над тем, как принималось решение
"использовать военные силы": "Мы формулировали это не в официальной
резолюции, записанной в протоколе ЦК и представляющей собой закон для партии
до нового съезда. Но между собой мы говорили, что мы должны штыками
пощупать - не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше?"
(выделено мною. - И.П.). Делалось это в тайне как от собственной партии, так
и от Коминтерна. "Когда съезд Коминтерна был в июле в Москве, - продолжил
далее Ленин, - это было в то время, когда мы решали в ЦК этот вопрос. На
съезде Коминтерна поставить этот вопрос мы не могли, потому что этот съезд
должен был происходить открыто"[5].
После поражения под Варшавой намерения руководства партии остались
прежними. Председатель Сибревкома И.Н. Смирнов на III Сибирской конференции
РКП(б) в феврале 1921 г. рассказал о своем разговоре с Лениным, состоявшемся
у него после того, как выяснилось, что 40 тыс. добровольцев, собравшихся в
Сибири для поездки на Польский фронт, оказались невостребованными: "...Скажи
в деревне, что нам еще придется ломать капиталистическую Европу и что эти 40
тыс. должны сыграть решающую роль. И русская советская винтовка появится в
Германии"[6].
Что же касается принципов конспирации во внешней политике, то они были
не только закреплены, но и доведены Сталиным до логического завершения.
После первых неудачных опытов надежды на мировую революцию не исчезли и
действия по ее "подталкиванию" не прекратились, но были глубоко
законспирированы. В результате правда о них оказалась буквально замурована.
Кто реально мог отважиться усомниться в утверждении Сталина, когда он в 1936
г. на вопрос американского журналиста Роя Говарда "Оставил ли Советский Союз
свои планы и намерения произвести мировую революцию?" ответил: "Таких планов
и намерений у нас никогда не было"[7] (выделено мною. - И. П.). Данный ответ
чрезвычайно характерен для личности Сталина. Для тех, кто не знал, что такие
планы существовали, сталинский ответ означал "не оставил", тот же, кто
спрашивал наобум, получил и соответствующий ответ. Здесь даже не двойное, а
избыточное отрицание, равное саморазоблачению и достойное расхожего
анекдота! В то же время этот ответ можно рассматривать как утонченную
дезориентацию противника для внутреннего употребления и выражение
непричастности к той политике, в которой Запад подозревал Советский Союз -
для внешнего употребления. Фактически же в нем содержалось грубое
издевательство над всеми, кому этот ответ предназначался.
Только с началом радикальных политических изменений в Советском Союзе с
конца 80-х гг. правда стала постепенно выходить наружу, но процесс этот
оказался намного сложнее, чем тогда представлялось.
"Ключом", который открывает путь к правде о сталинских замыслах по
расширению "фронта социализма", является правда о кануне войны.
Сразу после войны по указанию Сталина был создан специальный орган, в
разных документах именовавшийся по-разному: "правительственная комиссия по
Нюрнбергскому процессу", "правительственная комиссия по организации Суда в
Нюрнберге", "комиссия по руководству Нюрнбергским процессом". Во главе этой
сверхсекретной комиссии с функциями особого назначения Сталин поставил
Вышинского. Членами комиссии были назначены прокурор СССР Горшенин,
председатель Верховного суда СССР Голяков, нарком юстиции СССР Рычков и три