"Константин Паустовский. Исаак Левитан" - читать интересную книгу автора

В 1886 году Левитан впервые уехал из Москвы на юг, в Крым.
В Москве он всю зиму писал декорации для оперного театра, и эта работа
не прошла для него бесследно. Он начал смелее обращаться с красками. Мазок
стал свободнее. Появились первые признаки еще одной черты, присущей
подлинному мастеру, - признаки дерзости в обращении с материалами. Свойство
это необходимо всем, кто работает над воплощением своих мыслей и образов.
Писателю необходима смелость в обращении со словами и запасом своих
наблюдений, скульптору - с глиной и мрамором, художнику - с красками и
линиями.
Самое ценное, что Левитан узнал на юге, - это чистые краски. Время,
проведенное в Крыму, представлялось ему непрерывным утром, когда воздух,
отстоявшийся за ночь, как вода, в гигантских водоемах
горных долин, так чист, что издалека видна роса, стекающая с листьев, и
за десятки миль белеет пена волн, идущих к каменистым берегам.
Большие просторы воздуха лежали над южной землей, сообщая краскам
резкость и выпуклость.
На юге Левитан ощутил с полной ясностью, что только солнце властвует
над красками. Величайшая живописная сила заключена в солнечном свете, и вся
серость русской природы хороша лишь потому, что является тем же солнечным
светом, но приглушенным, прошедшим через слои влажного воздуха и тонкую
пелену облаков.
Солнце и черный свет несовместимы. Черный цвет - это не краска, это
труп краски. Левитан сознавал это и после поездки в Крым решил изгнать со
своих холстов темные тона. Правда, это не всегда ему удавалось.
Так началась длившаяся много лет борьба за свет.
В это время во Франции Ван-Гог работал над передачей на полотне
солнечного огня, превращавшего в багровое золото виноградники Арля. Примерно
в то же время Монэ изучал солнечный свет на стенах Реймского собора. Его
поражало, что световая дымка придавала громаде собора невесомость. Казалось,
что собор выстроен не из камня, а из разнообразно и бледно окрашенных
воздушных масс. Надо было подойти к нему вплотную и провести рукой по камню,
чтобы вернуться к действительности.
Левитан работал еще робко. Французы же работали смело, упорно. Им
помогало чувство личной свободы, культурные традиции, умная товарищеская
среда. Левитан был лишен этого. Он не знал чувства личной свободы. Он только
мог мечтать о ней, но мечтать бессильно, с раздражением на тупость и тоску
тогдашнего российского быта. Не было и умной товарищеской среды.
Со времени поездки на юг к обычной хандре Левитана присоединилось еще
постоянное воспоминание о сухих и четких красках, о солнце, превращавшем в
праздник каждый незначительный день человеческой жизни.
В Москве солнца не было. Левитан жил в меблированных комнатах "Англия"
на Тверской. Город за ночь так густо заволакивало холодным туманом, что за
короткий зимний день он не успевал поредеть. В номере горела керосиновая
лампа. Желтый свет смешивался с темнотой промозглого дня и покрывал грязными
пятнами лица людей и начатые холсты.
Снова, но уже ненадолго, вернулась нужда. Хозяйке за комнату
приходилось платить не деньгами, а этюдами.
Тяжелый стыд охватывал Левитана, когда хозяйка надевала пенсне и
рассматривала "картинки", чтобы выбрать самую ходкую. Поразительнее всего
было то, что ворчание хозяйки совпадало со статьями газетных критиков.